Андрей Ерпылев - Расколотые небеса

Рухнув на металлический настил мостков без сил, содрав шлем и хватая ртом живительный теплый воздух своего мира, вместо набившего оскомину пресного и искусственного какого-то воздуха внутри «доспехов», Александр никак не мог поверить, что им с Лежневым удалось вырваться из объятий ледяной пустыни, оказавшейся настоящим Хельхеймом. Грозным воплощением древних мифов. Счетчик боеприпасов на «Василиске» показывал нули по всем позициям, а все прочее оружие, как выяснилось, против аборигенов – что дробина слону. Страшное место…

– Вы в порядке? – склонился над ним встревоженный академик Новоархангельский. – Вы целы, Александр Павлович?

– Целее всех целых, – невесело усмехнулся потрескавшимися губами Бежецкий. – Как там ребята?

– Решетова вертолетом отправляем на «большую землю», – вклинился Мендельсон. – Любое промедление смерти подобно. Жизни его, конечно, ничего не угрожает, но ногу нужно спасать. Слишком уж серьезное ранение. С ним же отправим Алинских… А Грауберг… Какая потеря…

– Три потери, – буркнул командир, с трудом поднимаясь на ноги и с остервенением срывая застежки душащего его скафандра.

– Что вы сказали? – хором не поняли встречающие. – Почему три?

– Я сказал, что потерял трех бойцов, – Александр не склонен был вступать в полемику с «гражданскими»: горячка боя проходила, а впереди маячили отчеты, отписки, объяснительные – как всегда после «двухсотых» [31]операций.

– Да, конечно… – Агафангел Феодосиевич поддержал его под локоть, помогая спуститься на грешную землю. – Раненые… Решетов вряд ли сможет служить дальше, но Алинских – вполне. Так что у вашего отряда лишь две потери – более чем хороший результат для первого в мире десанта в иной мир…

– Какой Решетов? Какой Алинских? – вырвал руку Александр. – Я говорю о Батурине с Ясновым!

– А что с ними такое? – поднял брови Дмитрий Михайлович.

– Вы что – издеваетесь? Они не вернулись – разве не видно?

– Почему не вернулись? Они нигде не были. Просто не успели пересечь линию раздела миров до сбоя.

– Вы меня разыгрываете? – сжал кулаки Бежецкий. – А это что? Мы нашли эту бумагу в одном из зондов.

Оба академика, едва не стукаясь лбами, склонились над ветхим листочком, сейчас, при свете дня, выглядевшим еще более жалко.

– Ничего не понимаю! – потер лоб Николаев-Новоархангельский. – А вы, Мендельсон, что-нибудь понимаете?

– Не больше вашего… – развел руками тот. – Разве только то, что искривление времени в области данного прокола гораздо значительнее, чем мы с вами, мой друг, предполагали.

– Но это же противоречит…

– Вы тут разбирайтесь, – сунул в руки даже не заметившему этого академику видеокамеру Александр. – А я пошел. Мы свое дело сделали – дальше ваша очередь…

И пустился догонять вахмистра Лежнева, который, пошатываясь, удалялся в сторону первого КПП.

– Стой, чудило! – схватил он его за плечо и развернул к себе. – Что там было-то? Кто хоть эти чужие? Ты разглядел?

– Не знаю я ничего! – задергался бледный в синеву десантник, пытаясь сбросить держащую его руку. – Ничего не знаю! Не добрался я до него! Нескольких метров не хватило, а там эти полезли… Не разглядел я ничего! Темно было!

Воспаленные глаза вахмистра, обведенные темными, будто полновесные синяки кругами, лихорадочно бегали, мокрые волосы прилипли к покрытому испариной лбу, губы дрожали. Парень был явно не в себе, и, вспомнив, что тому тоже изрядно досталось, в том числе и от его руки, командир выпустил жесткое бронированное плечо солдата. А тот сразу же повернулся и чуть ли не бегом устремился прочь.

«Все, – подумал Бежецкий, глядя ему вслед. – Спекся десантник…»

Он как в воду тогда глядел. Даже раненый Алинских вернулся из госпиталя, а Решетов рвался назад изо всех сил, но вахмистр Лежнев оказался единственным в группе, кто подал рапорт о переводе его в прежнюю часть. Не изменило его решения даже то, что все участники «Ледового десанта» были награждены Георгиевскими крестами (сбылась мечта Рагузова стать полным Георгиевским кавалером), а командир и павший в бою мичман Грауберг – орденами Святого Владимира.

Так и покинул Лежнев товарищей.

Трусом он не был, поскольку ушел не на сытные тыловые хлеба, а возвратился в родную пластунскую роту, кочующую по самым горячим рубежам Империи, где риска было не в пример больше, чем в том же десанте. Связи с товарищами он не поддерживал, а год спустя Маргарита, вызвав ротмистра Воинова к себе, в свойственной ей суховато-иронической манере, здесь, правда, совершенно неуместной, поведала, что Лежнев погиб в Южной Африке, а незадолго до гибели был произведен за боевые заслуги в чин хорунжего. [32]

Но сам Александр никак не мог забыть последнего своего разговора с вахмистром.

Десантники должны были возвращаться обратно на базу, поскольку до особого решения руководства все попытки проникновения в «Ледяной мир» были запрещены, «ворота» заблокированы бетонными плитами, заминированы, а прямо напротив них спешно возведен дот, постоянно державший проход в Иномирье на прицеле крупнокалиберных пулеметов и огнеметов.

Федоров выздоровел, и командование группой вновь перешло к нему. Тепло простившись с бойцами, экс-командир прошел в барак, переоборудованный под казарму, и увидел там одиноко сидящего на койке Лежнева, со ставшим в последнее время привычным, задумчиво-тоскливым выражением на лице, глядящего в окно.

– Собрал вещи, вахмистр? – спросил его Бежецкий. – Ваши все уже готовы.

– Собрал, ваше благородие…

– Ну, давай тогда прощаться.

Вахмистр неожиданно криво усмехнулся:

– А ведь я тогда дополз до того убитого, ваше благородие.

– Что? – не понял сразу Александр. – До какого убитого?

– Да там, – неопределенно махнул рукой Лежнев. – До того… которого Степурко из Решетовского «Василиска» завалил.

– Ну и что там было? – спросил Бежецкий, думая про себя: «Совсем с катушек съехал вахмистр – два сотрясения подряд, это не шутка!» – Черт с рогами? Не тяни – говори.

Камера на шлеме Лежнева оказалась поврежденной – не то от пулевых попаданий, не то от удара, поэтому проверить его слова было нельзя. А не верить – не имело смысла.

– Что? Да ничего особенного. – Улыбка вахмистра застыла, превратившись в оскал. – Лежал жмурик ничком, мордой в снег. Между лопаток, – он расставил руки на полметра, – вот такая дыра! И даже не парил уже – застыла кровушка на морозе. Ну, я его перевернул, по карманам пошарил – ничего. Ну, патроны там, все такое… Доспех я ему расстегнул…

– Он что, в доспехах был? – не понял Александр. – Как рыцарь?

– Да что вы, ваше благородие! Какой там рыцарь! Точь-в-точь как наши доспехи у него были. Те же наплечники, та же кираса, тот же шлем…