Андрей Ерпылев - Расколотые небеса

Точно так же и ему сегодня предстоит ринуться в кабине уже не «этажерки», а грозного детища двадцать первого века навстречу своему близнецу, словно завершая ту, давнюю, не состоявшуюся на морском берегу дуэль. Навстречу своему огненному брату.

– Ну, господа инквизиторы – ведите меня на вашу пытку! – весело приветствовал он подчиненных близнеца, большинство из которых он знал в лицо.

Очень жаль, что вскоре ему о своей веселости пришлось пожалеть…

«Боже мой! Неужели близнецу тоже приходилось этакое переживать… И не раз, наверное… – вспомнил Александр скупые реплики медиков, изумляющихся во время операции, „как быстро и хорошо все зажило“. – Все-таки он настоящий герой, не чета мне, слюнтяю…»

Он все никак не мог опомниться от тех ужасных процедур, которым ему пришлось подвергнуться в действительно инквизиторском кресле, где над ним колдовали неразговорчивые люди в зеленых хирургических халатах, с лицами, неразличимыми под одинаковыми масками, – этакие «зеленые человечки» из дешевых фантастических сериалов. Перед ним, правда, извинились небрежно, что общий наркоз невозможен из-за долгой «реактивной стадии», и придется ограничиться местным, но велели не волноваться, потому что это «не больнее, чем зуб удалить».

Конечно… Им-то виднее… Можно подумать, что они по пять раз на дню сами подобное испытывают.

Сколько раз во время пытки Бежецкому хотелось крикнуть во все горло: «Прекратите! Отпустите меня сейчас же! Я не тот, за кого себя выдаю! Поезжайте в Петербург и забирайте своего подопытного кролика!..» И истязание немедленно бы прекратилось…

Увы, все это лишь мечталось бедняге – на самом деле он лучше язык бы себе откусил, чем сказал хоть одно слово из этого. И стыд перед разоблачением играл тут далеко не главную роль.

О господи! Чего стоило только одно: после того как кожа на голове онемела от анестезирующих уколов, невидимые врачи чем-то долго гремели, а он несколько раз смутно ощущал тупое надавливание на череп и уже считал, что самое страшное позади, раздался глухой голос, известивший всех: «Ну что, господа – начнем, помолясь?..»

И началось…

Да, кожа, череп и, может быть, какой-то слой под ним действительно ничего не ощущали, но когда внезапно Александр почувствовал тупую тянущую боль где-то, как ему показалось, в самом центре своего мозга, он подумал, что сейчас умрет…

Возможно, он даже умер… На время.

По крайней мере, он вдруг ощутил себя парящим в воздухе, в метре над распростертым в глубоком кресле безвольным телом. Зеленые фигуры колдовали над зажатой блестящими струбцинами головой с закатившимися глазами, сразу на нескольких никелированных столиках поблескивали устрашающего вида инструменты, помаргивали сотней разноцветных глазков приборы… И главное, царила плотная, ватная тишина, словно его отгородили от места проведения операции глухой стеклянной стеной.

– Ну что, доволен? – раздалось в этой тишине сзади, и, обернувшись, Бежецкий увидел полупрозрачную фигуру Володьки Бекбулатова, висящую в воздухе за его спиной. – Доигрался, конспиратор хренов, тудыть твою растудыть…

«Значит, и он – того… – подумал Александр, вспомнив, что чудесно вернувшийся из небытия Бекбулатов как-то выпал из поля его зрения. – Хоть теперь пообщаемся…»

Сначала Володька провалялся в госпитале несколько месяцев после полученного при штурме Зимнего дворца тяжелого ранения, потом снова исчез куда-то по своим делам, а потом… А потом, как Бежецкий только теперь понял, он просто забыл о существовании своего закадычного друга, с головой погрузившись в свалившиеся на него хлопоты и проблемы. И даже не пообщались толком после разлуки. А теперь вот, видно, и не пообщаются никогда…

– Не дождешься, – отрезал Володька, будто подслушав мысли друга. – Вот еще! Такие, как я, в огне не горят и в воде не тонут. А уж чтобы сгинуть тихо и между делом – держи карман шире. Я, как ты знаешь, вообще не из таких. Я, если представится такая возможность, перед тем как дубу врезать, такого тарарама наделаю! Все чертям тошно будет!

– Так почему же ты…

– Как почему? Это ведь ты, а не я решил счеты с жизнью свести. И способ, вишь, какой экстравагантный выбрал! Нам, дескать, банальный пистолет в висок не подходит… Нам атомную бомбу подавай! Да верхом на ней – прямо в рай! Ведь героем хочешь в рай въехать, а, Сашка? Через парадные ворота! И чтобы Святой Петр с ключами на плече на караул встал, а? Узнаю, узнаю Бежецкого…

– Ты не понимаешь, Володя…

– Да все я понимаю. Думаешь: погибну во благо, а она обо мне вспомнит, слезу уронит… Во, держи! – сделал призрак неприличный жест полупрозрачной рукой. – Боюсь, не выгорит у тебя ничего.

– Почему?

– Почему, почему… Долго объяснять. Не выгорит, и все. Кстати, тебе уже пора.

– Куда? Стой, я ведь хотел…

Но и без того бледный силуэт друга уже был почти неразличим, а мгновение спустя Александр почувствовал, как неодолимая сила потянула его вниз, ватная тишина в ушах сменилась жужжанием, позвякиванием металла о металл и бормотанием эскулапов, в обонятельные центры ввинтилась аммиачная вонь… А заодно ворвалась в голову такая боль, будто она, бедная, была старинной артиллерийской бомбой, начиненной порохом, огонек запала уже добрался до цели, и стенки черепа через какое-то мгновение должны разлететься зазубренными осколками по всей операционной, калеча и убивая мучителей…

– Все, все, все… Мы уже заканчиваем, Александр Павлович. Контакты уже введены, и осталось лишь закрепить их в шлеме… – на голову легло что-то мягкое и настолько прохладное, что мученик ощутил горячую благодарность неведомому благодетелю. Впрочем, эффект оказался мимолетным. – Вот все и завершилось. Теперь вам сделают несколько инъекций, вы полежите полчасика и…

– И буду полностью готов к прожарке… – попытался пошутить Бежецкий, едва ворочая одеревеневшим от наркоза языком. – Благо вертелов вы в меня уже насовали…

Боль постепенно уходила, и ему казалось, что жизнь не так уж и ужасна. Тем более – тот небольшой отрезок, что ему остался.

«Ну что, Володя, повоюем еще?..»

– Неужели эти железки нельзя было оставить на своем месте еще после первой операции, – пробурчал Александр, пытаясь восстановить кровообращение в затекшей от неудобного положения шее, – попробовал бы тот умник, который изобрел эту вешалку, сродни орудию средневековой пытки, сам провисеть на ней два часа кряду. – И времени бы массу сэкономили, и вообще…

– Вы разве торопитесь? – поинтересовался профессор медицины Амбарцумян, только что блестяще завершивший установку контактов и теперь с удовольствием озирающий результаты своей работы. – Мне кажется, что вам любая секунда отсрочки должна быть дорога.