Грегори Киз - Тени Бога

Ленка неистово дернула его, с ее помощью он поднялся на ноги.

— Я люблю тебя, — повторял Франклин.

— И я тебя люблю, беспутного идиота, — сказала Ленка. Они сделали несколько шагов, но Ленка не отличалась силой и не могла удержать его, а его ноги не хотели идти. Они упали вместе, тяжело дыша.

— Иди, — пробормотал Франклин. — Поцелуй меня и иди.

— Неисправимый дурак, — сказала Ленка и села рядом с ним, положила его голову себе на колени, и они вместе стали наблюдать за приближающейся черной стеной. Было трудно дышать, и жар опалял до боли.

Они сплели руки и ждали. Стена остановилась, ветер стих, деревья перестали исчезать, стало тихо, слышались лишь отдельные выстрелы.

Прошел час, а они оставались на том же самом месте. Ленка оторвала кусок от подола юбки и перевязала Франклину плечо. На западе за деревьями небо горело неестественно оранжевым, освещая пустое пространство земли, словно запорошенное черным снегом.

Запели ночные птицы, они приветствовали лик луны. Пальба стихла.

— Ты можешь идти? — спросила Ленка.

— Попробую.

Опираясь на Ленкино плечо, Франклин с трудом поднялся, и они медленно пошли, на этот раз у него было больше сил.

— Как нелепо получилось, — сказал он. — Я намеревался тебя спасти.

— Твое намерение греет мне душу. По всей видимости, твое участие во всех этих делах дало положительные результаты.

— Должно быть, если машина тьмы остановилась. Но я покинул корабль до того, как все было завершено.

— Чтобы найти меня?

— Да. Я… я беспокоился о тебе.

— Как оказалось, без всякой на то причины. Ведь так?

— Ты лучше меня это знаешь. Надеюсь, что знаешь.

Ленка вздохнула:

— Может быть, знаю, Бенджамин, а может быть, и нет. — Она поцеловала его в щеку. — Я переоделась в солдатский мундир не для того, чтобы заставить тебя следовать за мной или наказать тебя, просто я не могла сидеть, сложа руки. Я не старалась таким образом привлечь твое внимание, и в будущем я такого никогда себе не позволю. Бенджамин, я должна быть самой собой и тем самым быть для тебя интересной. Мне не нужно, чтобы ты бросался ко мне, потому что моя жизнь в опасности или потому, что я нуждаюсь в твоей помощи. Я хочу, чтобы тебя вела ко мне любовь. Если этого нет, что ж, я буду жить своей жизнью.

Франклин задумался над ее словами.

— Наверное, мы поженились слишком молодыми, — сказал он, наконец. — Мужчина всегда склонен думать, что лучшая долина лежит за следующим холмом. Старики мудрее, они точно знают, где их дом. Ленка, я вел себя как дурак. В целом мире нет женщины лучше тебя и никогда не будет. Я даже не верю, что мне так повезло. Невероятно, но повезло в самом начале жизни. И еще я немного ленивый, решил, если сад посажен, ухаживать за ним больше не надо, пусть он сам растет и плодоносит, и…

— Ну, довольно! — сказала Ленка. — Ты что, заранее приготовил эту речь?

— Конечно.

— Ты просто пообещай обращаться со мной лучше и сдержи свое обещание.

— Буду обращаться с тобой лучше.

— Хорошо, я тебе верю.

— Прекрасно, только…

Ленка закрыла ему рот рукой, он подумал, что она заставила его замолчать, чтобы снова поцеловать. Но в следующую секунду он услышал звук приближавшихся голосов.

Они спрятались за дерево и притаились. Вскоре стали различимы французские слова. В сумерках они разглядели Филиппа в сопровождении двадцати гвардейцев.

— Господи, да это же Бенджамин Франклин! — завидев их, воскликнул король. — Наш маг и волшебник жив.

— Я польщен, что ваше величество столь беспокоится о моей персоне, — сказал Франклин.

Филипп улыбнулся:

— Разумеется, я беспокоюсь, любезный, поскольку у вас моя бутылка коньяка. Кстати, она с вами?

Красные Мокасины стонал, когда его тело начало расти, небо поднималось, а земля внизу беспощадно тянула вниз. Он напряг всю свою волю, собрал все силы, чтобы вернуть себя в нормальное состояние.

Но бесполезно. Как тонкая струна, он лопнул, и все, что в нем было, фонтаном вырвалось в воздух, сделавшийся каким-то непривычно новым. Он хотел прервать течение времени, но время оборвало его внутреннюю струну. Он закричал, проклиная далекие звезды, а в этот момент змей видоизменялся. Красные Мокасины упал в жидкую, вязкую грязь мрака.

Он долго лежал там, беспомощно подергиваясь, как лягушка, лишенная кожи, и пытался собрать остатки жизненных сил. Вокруг него, хлюпая грязью, беспрестанно двигались тени, корчились, извивались, хрюкали. Казалось, прошла целая вечность, пока где-то высоко не забрезжил свет. Он больно ударил по глазам и обжег тело.

Тени вокруг него забились, затрепыхались, как мотыльки у огня; отталкивая друг друга, они потянулись к свету. Медленно, превозмогая боль и отчаяние, они поползли к свету.

Он заставил свое тело двигаться и тоже пополз.

Сколько прошло времени, он не знал, да его это и не интересовало. Но, когда они оказались в мире света, под лучами горячего солнца, он и его братья, греясь в тепле глаза Гаштали, уснули. Пока он спал, кожа его обсохла, затвердела и уплотнилась, как глина после обжига в печи. Когда он проснулся, ему пришлось разбивать сковавшую его толщу глины, затем ползти, слепо мигая, и только потом он смог подняться на ноги человеком.

«Так когда-то мы родились. И вот я заново переродился», — подумал Красные Мокасины.

Он обернулся и посмотрел на нору, из которой выполз. И на человеческих ногах, с чистым телом, как только что появившаяся на свет цикада, еще чувствуя на себе влажность подземных вод, он пошел прочь.

И его братья, как и он обновленные, тоже пошли, каждый своим путем.

Филипп поднял бокал с коньяком.

— За короля Швеции Карла Двенадцатого и за русского царя Петра! — торжественно произнес он. — Хотя никто из нас не достиг цели, духом они ушли дальше всех.

Франклин чокнулся с Оглторпом, затем с Нейрном, Робертом, Унокой и осушил бокал. Янтарного цвета напиток показался ему слишком крепким и слишком сладким.

Легкий ветерок поднимал пыль, и ноги утопали в черном тумане. Ничего не осталось от кораблей, от леса, от деревни таенса, от людей и коней, павших в долине. Голая земля и черная пыль.

Но голубое небо простиралось над опустошенной землей, вдали виднелись деревья, там щебетали птицы.

Тонкая черная пленка образовалась на поверхности коньяка, но Бен поднял свой бокал.

— За тех, кто погиб, и за тех, кто выжил, — произнес он. — За них! Может быть, мы научимся жить по законам более гуманным, нежели те, что правили старым миром.

— Ура! — воскликнул Филипп, и все выпили. Выпив, впали в некоторую задумчивость. — А что теперь, мистер Франклин? Расскажите нам о Новом Мире. Мы что, умерли? Или пришло Царствие Христово?