Александр Абердин - Три года в Соединённых Штатах Америки

– Игорёк, если это не секрет, чем ты занимался в Канаде? Тот рассмеялся и ответил:

– Четыре года следил за американцами под видом француза из Индокитая, а въехал туда через Австралию. Не все ведь французы вернулись оттуда домой. Володя был там вместе со мной, но выдавал себя за сына белоэмигранта из Греции, и когда меня задержала канадская конная полиция… В общем он меня выдернул из полицейского участка и нам пришлось срочно возвращаться в Союз и теперь мы работаем здесь. Мы оба из военной разведки, Боря, и поскольку засветились, вернуться в неё уже не можем. Увы, у нас, нелегалов, тоже случаются проколы. Я тут же спросил:

– А что было самым трудным в вашей работе? Наверное скрытое проникновение на секретные объекты?

– Вовка, ты хоть один секретный объект видел? – Ироничным тоном спросил Игорь – Володя отрицательно помотал головой и мой друг с улыбкой сказал – Боря, девяносто процентов сил разведчика уходит на поддержание легенды. – При этом Игорь скривился и воскликнул – Проклятый абсент! Как же я его ненавижу! Он мне чуть всё нутро не сжег. Ну, а десять процентов сил разведчика, это в лучшем случае, посвящается выполнению поставленной задачи и это всегда делается окольными путями. Так что я даже в глаза не видел никаких секретных объектов. Вздохнув, я развёл руками и признался:

– А у меня всё наоборот получается.

– Не журись, Боря, – успокоил меня капитан Литвиненко и обрадовал, – мы не в Москве, где каждый сверчок на своём шестке сидит. Здесь мы все в одном казанке трёмся, а потому много чего друг от друга узнали. Научим и тебя, Боря. Потом, когда майнёшь за кордон, чтобы немчуру, да, американьцев гнобить, ещё не раз нам за эту науку спасибо скажешь. Мы тебя всему обучим, даже стрельбе по-македонски.

Вскоре «Зим», который казался пустым, уехал, а я приступил к работе. Из Москвы я привёз две портативные машинки «Оливетти» с русским и латинским шрифтом, по старомодному округлые, но зато совсем невысокие и к тому же электрические. Их мне сосватал Дмитрий Миронович, новенькие, в заводской упаковке, но думаю, что КГБ уже имело отпечатки шрифта для криминалистического анализа, распечатанного с них. А ещё к ним прилагалась целая коробка красящей ленты и коробка с импортной копиркой «Элефант». Смотавшись в типографию, в которой у меня был теперь особый режим работы, называемый «Гуляй, Вася!», я по-быстрому изготовил там два письменных столика с колёсиками от роликовых коньков, один с поднимающимся пюпитром, чтобы было удобнее срисовывать изображения, и установил заднее сиденье с дорожного трайка, а это было просто-таки роскошное, мягкое кресло, обтянутое натуральной кожей, на вращающийся табурет, который тоже установил на колёсики. Теперь в моём кабинете имелось целых три письменных стола и прямо-таки превратился в токаря-многостаночника.

Всю субботу с утра и до поздней ночи я ударно трудился, готовя для Дмитрия Мироновича водный раздел своей пояснительной записки и напечатал пятьдесят семь страниц машинописного текста. Моя королева поражалась с одной стороны тому, что я печатаю слепым методом, да, ещё с такой скорость, а с другой она нашла всего девять опечаток, аккуратно закрасила их специальным карандашом с белой мазилкой и исправила. Пояснительную записку я печатал в трёх экземплярах на отличной финской мелованной, шестидесятитрёхграммовой бумаге, оставляя места для рисунков, под которыми сразу же печатал подписи с номерами. На следующей неделе Дмитрий Миронович должен был прилететь к нам в город и я хотел вручить ему все три экземпляра. То же самое я хотел продолжить и в воскресенье, но к нам в гости, с утра пораньше, пришел Витька Батраков. Мы ещё не садились завтракать. Хотя он не отнекивался, Ирочка нежно взяла парнишку за ушко, усадила за стол и сказала, что не выпустит из кухни до тех пор, пока он с нами не позавтракает. После завтрака мы вышли во двор и сели на диван покурить, Витька, скосив взгляд на пачку «Мальборо», со вздохом отказался:

– Не, Карузо, я завязал. Мне батя такой втык за курево сделал, что ну его в баню, а мамка по щекам нахлестала. Пожав плечами, я сказал:

– Правильно, я если когда выкурю за день три сигареты, то это уже много. – Вид у Витьки был такой понурый, что мне даже стало его жалко и я сказал – Давай, Батрачина, рассказывай, что в школе творится и как вы там без меня грызёте гранит наук. Вздохнув, Витька стал то ли жаловаться, то ли рассказывать:

– Хреново мне в школе без тебя, Карузо. Раньше классно было, весело. Не, сейчас тоже бывает весело, только знаешь, поговорить не с кем. Ну, разве что с Тоней, только у неё все разговоры об одном и том же, а вот мы с Жорой, да, вот мой Жора или того веселее, как только закончу школу, то сразу же поступлю в политех, на факультет автомобильного транспорта и тоже стану инженером-конструктором, как мой Жора. Ходит по школе гордая такая, как королева и смотрит на всех одноклассников, как взрослая. Одна только от неё польза, Карузо, раньше ты учителей за язык ловил, а теперь она их на каждом слове подлавливает. Иной раз по полчаса спорит и тоже то и дело говорит – а вот Георгий Петрович считает. Вчера на истории начала отвечать, сказала с десяток слов, а ей историчка и говорит: – «Садись, Авдеева, пять.», так она как завопит на весь класс: – «Как это пять? За что? Всего за каких-то три связных предложения? Нет, Александра Михайловна, за восьмой класс у меня все пятёрки и я хочу закончить школу с золотой медалью, поэтому будьте добры, дайте мне ответить.» А после этого минут пятнадцать отвечала и чуть ли не в красках расписала, кто там и что говорил на каком-то съезде. Карузо, это ты её научил так классно драться?

Вера с Тоней, как мамуля с отцом, минимум два раза ходили в спортзал, занимались у Титыча самбо, но и я тоже кое-чему их учил изредка, но всё же ответил уклончиво:

– Самую малость, Батрак, в основном она если чему и научилась, так в спортзале гаишников. У них классный тренер. А что, Тонечка уже кого-то припечатала к полу? У неё прекрасная координация движений, отличная реакция, да, и вообще она девчонка сильная, скажу я тебе, Жорика иной раз к полу прикладывает.

– Гы-га-га, – рассмеялся Витька, – и не раз, ещё до поездки в Москву, в столовой, один болван из десятого «В», ей в спину с ехидным таким смешком сказал: – «Эй, Авдотья, ты чо, Карузе свечку в спальне держала, что тебя Жорик от них так поздно забирал?» Она тут же повернулась к нему, дёрнула его как-то по хитрому на себя и подбросила так, что он ногами чуть за плафон не зацепился, шмякнула на пол, а потом так ему руку завернула, что то взвыл, а сама как зарычит: – «Сейчас же проси прощения, подонок, а то инвалидом останешься». Ну, и тому куда деваться, как миленький попросил прощения, а она фыркнула, как кошка, и к раздаче пошла, вся такая из себя… В общем королева, да, и только. А вчера вообще хохма была, Карузо. Ну, ты знаешь этот прикол, когда один пацан внезапно толкает девчонку, а второй стоит ручки вверх подняв, и когда та на него налетает, то он её за сиськи хватает. Ну, а у Тоньке там уже есть за что подержаться и её два клоуна из девятого «Б» хотели так подловить. Она как раз остановилась, чтобы на часы посмотреть и Свисток хотел её с разбега на Кису толкнуть. В общем Тонька тут же развернулась, Свист пролетел мимо неё, так она ему ещё и коленом в зад так наподдала, что они оба на пол и ляпнулись. Свисток же толстый, как боров, так он бедного Кису чуть не раздавил, а Тонька поморщилась так и говорит: – «Фу, мальчики, как некрасиво, вы бы этим лучше дома, под одеялом занимались, а не в школе.» Вот хохоту-то было. Да, Антошке повезло, что у неё такой парень. Георгий Петрович её каждое утро в школу на спортивной машине привозит, а после уроков забирает и везёт домой. Ей все девчонки завидуют, а она на них ноль внимания и нихт эмоций. Но знаешь, если кто попросит задачку по физике или математике решить, никогда не откажет. Тут же, прямо на подоконнике всё сделает.