Олег Горяйнов - Зона сна

– Ха! Ха! Так я и думал! Деньги! Где ж их взять? Если бы у меня были такие деньги, я бы не… Тьфу! – И граф демонстративно отвернулся.

Клаус посмотрел на госпожу Жеребцову:

– Ну как, графиня, сказать ему, где взять деньги? Вы ведь уже поняли, что я знаю всё .

Графиня засуетилась:

– Граф! Неужели вы не найдёте такой малости? Я вас умоляю!

– Ну ладно, – махнул рукой граф. – Что, если мы вам отдадим Берг-коллегию? А? Президентом будете?

– А что это? – удивился Клаус. Он впервые слышал о такой конторе, как Берг-коллегия. Но Пален понял его вопрос иначе.

– Это контроль над всеми горными предприятиями России, – сказал он. – Алябьева всё равно надо менять. Павел метит на его место Соймонова, у Александра Павловича нет своего мнения, а я предложу вас.

– Сырьё? – задумался Клаус. – Это интересно.

– Конечно, вам, как специалисту, это должно быть интересно. Теперь я даже рад, что вы с нами.

– Но ведь это же просто обещание, граф! А деньги, они, знаете ли, деньги. Давайте так: двадцать пять тысяч наличными сейчас и ваше обещание этой должности… как её… после успеха дела. Идёт?

Степан скакал на коне, которого дал ему барин Николай Викторович, и повторял про себя пароль, чтобы не забыть. Он долетел до казарм за двадцать три минуты. И тут – кто бы мог этого ожидать? – из кустов выскочили вооружённые люди, и среди них – он же, его барин Николай Викторович! Люди суетились без толку, они, кажется, были пьяны; стащили Степана с лошади, бросили на землю.

– Это он, он! – кричал барин.

Генерал, которого Степан раньше не раз видел, но не знал по имени, грозно спросил:

– Ты кто? Зачем тут?

Степан посмотрел на своего барина.

– Ведь ты Степан, не так ли? – ласково спросил барин знакомым голосом, с таким привычным акцентом.

– Знамо, Степан.

– Ты ехал, чтобы спасти своего доброго императора?

– Я за императора завсегда готов, – удивлялся Степан. Что тут происходит наконец? Как барин мог сюда успеть раньше его?

Генерал пнул его ногой.

– С-скотина, – сказал он и, обернувшись, велел кому-то: – Начинайте! Пора кончать мартышку!

Часть людей побежала к Михайловскому замку, где жил император Павел Петрович.

– Ну вот. А нам осталось только один вопросик выяснить. – И генерал снова пнул Степана. – Кто тебя, скотина, сюда послал?

Степан непонимающе посмотрел на барина и сказал:

– Так вот же, вот Николай Викторович и послали. Вот же они стоят.

– Что ты врёшь, дурак! – крикнул барин.

– Что-о?.. – протянул генерал и указал на Клауса. – Точно? Он тебя послал?

– Он, он, ваше высокопревосходительство. А зачем же вы меня остановили, ежели вы заодно с ним? И почто бьёте меня?

– Понятно, – протянул генерал, повернулся к барину и стал теснить его всем телом. – Поня-ятно. Сам этого дурака послал, сам его нам сдал и за это денег получил и все недра российские в свою власть? Хитёр! Ой, хитёр! Впервые вижу такого афериста!

– Да врёт он! Не может он меня знать! Я только нынче в Петербург приехал!

– А я ещё удивлялся – как же вы, драгоценный наш академик, Николай Викторович, могли успеть в Париж съездить? А оно вот оно что! Руби его, ребята!

Барин завизжал, пытаясь что-то объяснить, но те, кто окружал генерала, уже валили его на спину и резали горло ножами. Степан тихо откатился к кустам – старый всё-таки вояка! – а там вскочил и опрометью кинулся к казармам с криком:

– Вставай, ребята! У меня письмо от батюшки-царя! Убивают императора!

Кто-то выстрелил, и он упал.

– Не стрелять, не стрелять! – кричал генерал. Но было поздно: крики и выстрел разбудили казарму. Заметались огоньки свечей, загомонили солдаты, послышались команды унтер-офицеров. Опять кто-то стрелял в сторону казарм, и оттуда ответили. Один выстрел, второй, третий… перестрелка становилась всё чаще.

– Разоружить полк! Выкатывай пушки!

…Кончено дело. Павлушка мёртв. Преображенский полк усмирён, в других воинских частях волнений не допустили. Ох, как же мы напились… Не надо было… Мне же к Александру… Объявить… Заставить дурачка подписать Жалованную грамоту расейскому народу…

А что убили папашу его? Так ничего, простит. Он теперь царь… Господи, какой из него царь?.. Только благодаря нам. Мне.

– Воды! – прохрипел граф Пален. Ему никто не ответил; все валялись, пьянее пьяного. Сам нашёл стакан с водой. Выпил, остатки вылил себе на голову. Бр-р.

Шатаясь, вышел в дверь. Утро? Не может быть. Март же. Да, светает. Куда подевались эти сучьи денщики с лошадьми?.. Сейчас отолью, и к новому императору. Докладать… Мол, так и так, апоплексическим ударом…

А эт-то что такое?!

По набережной, с непокрытой головой, беспрестанно озираясь, шёл Николай фон Садов. Не может быть! Ведь его зарезали? Я сам велел. Или не велел? Или то был не я? Или то не он?

Ах ты, ак-кадемик сраный. Аферист. Бесчестный тип!

Граф с трудом вытащил из-за пояса тяжёлый пистолет. Резко откинувшись назад, сумел поднять руку и выстрелил не целясь. Ах ты ж…

А? Каков я стрелок? Навскидку, спьяну, при боковом ветре, по движушшайся цели – влепил точно в голову! Эт-то выстрел века. И никто не видел… Не поверят жа… Бл… Бл… Бр-р… Эээ…

– Дождались, – плюнув за борт парохода жёлтой от табака слюною, произнёс баталист Юстин Котов. – В собственной стране тайком, в машине с задёрнутыми шторками, через какие-то трущобы, с дочерью Верховного во главе, пробираться на свой корабль – это, я вам доложу, конец света…

– Да-с, батенька; Петроград, он вам не Урюпинск какой-нибудь, – со злобной усмешкой поддержал его портретист Михаил Соколов. – Здесь порвут на части, ахнуть не успеете. Лишь за то, что Москва теперь столица, а они уже нет.

– Тю! – воскликнул авангардист Коля Терещенко, всего год как перебравшийся в Первопрестольную из Малороссии. – Та нехай забирают ту столицу у зад! И разом усих тих, начальничькив…

– Тихо, Коля! – с тою же злобой прошептал портретист и оглянулся по сторонам. – Думай что говоришь.

– А що?..

– А то, что до Парижу не доедешь с таким длинным языком-то, – прошипел Соколов, а Котов пояснил:

– Снимут с парохода на хрен…

Четвёртый член компании, Виталик Лихачёв, засмеялся и хлопнул Соколова по плечу:

– Знаешь анекдот про северо-восток? – спросил он.

Они познакомились в купе поезда Москва – Петроград не далее как сегодня ночью. Трое из них были художники, ветераны войны, а Лихачёв представился «человеком обслуги». Вагон был набит мастерами кисти и персоналом, направлявшимися на выставку в Париж; элита же – Марина Антоновна со свитой – ехали попросторнее, в другом, шикарном вагоне.

Всю ночь новые знакомцы, естественно, отмечали встречу. Теперь художники вид имели несколько опухший, но поправлять здоровье пока не решались: посадка, таможня, погрузка картин – мало ли чего. Лихачёв выглядел куда лучше: пил он меньше прочих, отговариваясь тем, что утром, когда их, счастливчиков, на авто повезут к пароходу, ему ещё предстоит встречать важного члена делегации, прибывающего отдельно, из Вологды.