Владимир Контровский - Мы вращаем Землю! Остановившие Зло

«Да, арифметика простая — солдатская» — подумал Павел.

К вечеру следующего дня, когда дивизион вышел на исходные позиции, из штаба корпуса вернулся майор Гиленков.

— Когда наступление? — был первый вопрос, который задал ему Дементьев.

— Завтра, капитан, завтра. Будем ломать «Восточный вал». Задача — выйти к Одеру. За первые четыре дня корпус должен пройти сто тридцать километров. Засиделись-застоялись, теперь разомнемся!

Ночь перед наступлением — время особое. В воздухе висит нечто незримое, словно скапливается там грозовое электричество, готовое разрядиться рукотворной молнией, как только электроды — русские и немецкие войска — сойдутся.

Закончив с комдивом все неотложные дела, Дементьев отошел в сторону от боевых машин. Вокруг безмолвствовал зимний лес, на лапах елей лежали густые снежные шапки. В тишине, нарушаемой только шорохом дыхания, отчетливо было слышно шипение ракет, то и дело взлетавших над передним краем. «А завтра эту стеклянную тишину, — подумал Павел, — раздробит на осколки рев моторов и грохот орудий. Как нелепо устроено все в этом мире!».

Ночь прошла на удивление спокойно. Утром Павла разбудил Полеводин, успевший вскипятить чайник. Завтра оказался скудным — черный хлеб и банка тушенки.

— Так подъели все, что добыли на Дембицких складах, — чуть виновато объяснил ординарец, извлекая из заначки пачку трофейных галет.

Бивак уже шумел голосами, хлопали дверцы, урчали моторы. Гиленков, подтянутый, чисто выбритый и напряженный, как натянутая струна, садился в свою машину.

— Я на КП к Дремову. Связь как всегда — по радио. Морозец, — Юрий снял кожаную перчатку и потер кончик носа, — но денек у нас будет жарким. Ну, ни пуха, ни пера!

«Виллис» комдива рванул с места, взметнув крутящийся снежный вихрь, в который упало запоздалое дементьевское «К черту!».

А в восемь ноль-ноль земля вздрогнула — тысячи орудийный стволов выплюнули огонь и сталь. Непрерывная обработка артиллерией и авиацией переднего края немецкой обороны продолжалась полтора часа, и «катюши» 405-го дивизиона тоже спели свою партию в общем многоголосом хоре. Что оставалось на пресловутом «Восточном валу» после этого огненного шторма, Дементьев увидел собственными глазами, когда дивизион «РС» вошел в прорыв и двинулся на запад: земля, перепаханная вдоль и поперек, исковерканные танки, разбитые машины, перевернутые пушки и трупы, трупы, трупы — горы трупов.

Армия Чуйкова прорвала немецкую оборону и ушла вперед на десять-пятнадцать километров. Обгоняя пехоту, в прорыв устремился подвижный передовой отряд восьмого корпуса: танковая бригада полковника Темника, 400-й полк самоходок подполковника Хватова, две зенитные батареи, саперный и понтонный батальоны — рек впереди хватало, — а за ними вытянулась походная колонна «катюш». Пехоты в отряде было мало — десант на броне, и все.

Ударный отряд двигался быстро — до ста километров в сутки, останавливаясь лишь для заправки горючим и пополнения боезапаса. Передовые отряды 8-го и 11-го корпусов не ввязывались в бои для занятия городов и деревень, обходили узлы сопротивления, оставляли на съедение идущим позади них частям огрызавшиеся группы противника. Танковый нож вонзался в незащищенное подкожное мясо Зверя, резал жилы коммуникаций и нервы линий связи, рвал артерии, по которым, натужно пульсируя, проталкивалась к фронту свежая кровь пополнений. Нож этот вызывал болевой шок паники, заставляя Дракона корчиться в страхе. Если где-то отряд натыкался на более-менее организованную оборону, которую нельзя было обойти, полковник Темник, избегая ненужных потерь и экономя время и силы, пускал в ход дивизион «РС». Дивизион стрелял с ювелирной точностью, после чего танки шли дальше по дымящимся развалинам, вминая в мерзлую землю обломки сожженной техники и обгорелые трупы немцев.

Подвижный передовой отряд выполнял поставленную задачу: достичь заданного рубежа, закрепиться там и держаться до подхода основных сил корпуса. В сорок пятом году русские войска хорошо научились воевать, оставив далеко позади учителей, не скупившихся в свое время брать со своих учеников щедрую плату кровью и жизнями.

Дементьев впервые участвовал в глубоком танковом рейде. Памятуя наставления Гиленкова «В рейде зевать не приходится — если не хочешь схлопотать в борт фаустпатрон, крути головой на триста шестьдесят градусов», он добросовестно выполнял эту инструкцию, сожалея порой, что у него нет глаз на затылке, и что шея человеческая несколько отличается от оси, на которой крутится колесо. И на второй день рейда, когда ударный отряд миновал лес и оседлал шоссе, уходившее к какому-то небольшому городку, Павел одним из первых заметил на этом шоссе колонну немцев — темную толпу на серой ленте дороги, рассекавшей пустынную заснеженную равнину.

— Немцы, — захрипела рация голосом капитана Бочковского, — человек восемьсот-девятьсот. Предположительно маршевый батальон.

— Атакуй, — приказал в ответ полковник Темник, командовавший отрядом.

И около тридцати танков, развернувшись широким веером, обрушились на немцев. Те оказались практически безоружными: у большинства из них не было ни фаустпатронов, ни даже карабинов — маршевые батальоны довооружались на подходе к линии фронта. На шоссе началась дикая бойня — истошные крики размазываемых по асфальту людей тонули в треске пулеметов, в грохочущем рычании моторов и в лязге танковых гусениц. Дементьев смотрел, и всплывали в его памяти лесная поляна на берегу маленькой речушки подо Мгой и красноармейцы, падавшие под гусеницы немецких танков. «Вот оно и отрыгается, — думал он с мрачным торжеством. — Мне отмщение, и аз воздам…».

Немецкий маршевый батальон был вытоптан танками начисто, и когда колонна «БМ» проходила через место побоища, Павел Дементьев увидел зрелище, которого он не видел за все годы войны.

Покореженное полотно шоссе был сплошь залито кровью — оно стало красным, как будто кто-то аккуратно закрасил его на протяжении нескольких сотен метров. Под колесами машин хлюпало и чавкало, «бээмки» шли по изуродованным обрывкам человеческих тел, словно по кочкам, разбрасывая по сторонам фонтаны брызг из багряных луж. Дементьеву хотелось, чтобы эта дорога по перемолотым костям поскорее кончилась, однако «катюшам» пришлось притормозить — впереди началась стрельба, и надо было дождаться прояснения обстановки.

Дементьев разыскал Бочковского — танк комбата стоял чуть в стороне от дороги.

— Вот, Павел Михайлович, до чего немцы дожили, — сказал танкист, поздоровавшись с Дементьевым и показывая на окровавленное шоссе. — Их уже в бой бросают без оружия!