Алексей Волков - Русский фронтир

– Вы послали Гомеса на разведку? Без моего ведома? – возмутился губернатор.

И тоже без особого крика, понимая сложность ситуации.

Самое плохое – когда приходится командовать вдвоем. Но что поделать, если у каждого из невольного триумвирата имелись соответствующие бумаги, подписанные правительством Республики, и, соответственно, ни один, ни другой не могли уступить доставшуюся ему власть? Сама высадка долгое время была под угрозой из-за неизбежных склок, и потребовалось вмешательство случайно объявившегося на острове Жана Лафита, сумевшего убедить повстанцев все же выступить сообща, невзирая на все разногласия. И вот теперь последние грозили вспыхнуть с новой силой.

– Гомес – мой человек, и я в полном праве распоряжаться им и его подчиненными, – напомнил Минья. – Кроме того, мы же договаривались, что вы осуществляете общую власть на территории штата, а армией командую я. В соответствии с выданными каждому из нас полномочиями.

Пока обоим очень везло в том, что распря не касалась армии. Или касалась в самой слабой степени. Бывшие флибустьеры признавали над собой только боса – именно так, с одной буквой «с», называли (и писали) у пиратов, и только у них, хозяина и главаря, а пришедшие с Франсиско – соответственно, своего командующего. Но добычи пока хватало на всех, поражений в боях не было, как, впрочем, и самих боев, одни мелкие стычки, и это смиряло обе партии. Но вчерашнее заставило людей косо смотреть друг на друга, и уже то там, то тут с губ срывались первые обвинения.

Существовал риск, что армия расколется на две партии, и уж во что она при этом превратится, можно было догадаться без труда.

– Ладно, – вздохнул губернатор. – Пусть будет по-вашему. Но впредь прошу во всех важных случаях ставить меня в известность.

– Вы же тоже не сообщили мне о предполагаемом наказании этого лизоблюда, – но произнесено это было уже без злости.

Оба предводителя готовы были разорвать любого, кто выступает против свободы. И оба понимали: не случись нежданного разгрома, никаких причин для ссоры между ними бы не было. По настоянию более опытного в подобных делах д’Ори вся добыча делилась по справедливости в соответствии с занимаемым положением повстанцев. И доля предводителей во избежание свар специально была сделана одинаковой.

– Если б знать… – вынужден был признать ошибку губернатор. – Но все же теперь нам надлежит держаться вместе.

– Согласен, – подтвердил командующий. – Но я бы предложил вам активизировать действие жителей подвластного вам штата. Пусть они как можно быстрее узнают все о противнике. Гомес – надежный человек, но все же кто знает, когда ему удастся напасть на след неприятеля. В том случае, если противник идет куда-то по своим делам, разумеется. Задача, поставленная мной, была более простой: дальний дозор и слежение, нет ли непосредственной опасности для главного лагеря.

– Тогда, да. Охранение – по вашей части.

– Охранение – часть дела. Надо распорядиться насчет артиллерии. И мои, и ваши люди несколько расслабились. Пусть хоть немного займутся подготовкой перед возможным сражением.

Большинство артиллеристов были в недавнем прошлом флибустьерами. Как большинство кавалеристов – сухопутными людьми, пришедшими с Миньей.

– Нам предстоит наметить дальнейший план действий. Конечно, атаковать гораздо предпочтительнее, но если казаки движутся сюда? Может, в этом случае лучше будет отступить? – предложил губернатор. – Все же я бы предпочел позицию получше.

– Отступление пагубно повлияет на дух солдат. Лучше уж тогда передвинуться в сторону, – заметил Минья.

Оба предводителя в личном плане были храбрыми людьми. В ином случае у них просто не было бы шансов возглавить повстанческую вольницу. Но и тот и другой прекрасно знали, что не могут допустить еще одной неудачи. Беда всех добровольческих армий – при успехе народ так и валит под их знамена, зато при первом же поражении люди могут разбежаться, и тогда потребуется немало сил, чтобы набрать новых.

Неудачливый повстанец – это просто мятежник.

Впрочем, еще имелось время на принятие окончательного решения. До прибытия Гомеса – в любом случае.

Перед расставанием Муравьев хотел оставить дону Педро половину казаков на тот случай, если повстанцы попробуют вернуться и отомстить, однако землевладелец отказался от предложения офицера.

– Они сейчас минимум неделю будут приходить в себя, – улыбнулся дон Педро. – Вам же еще дня два добираться до линии. Мало ли что может встретиться на пути? Лучше попробуйте убедить начальство выступить против разбойников. Они намного опаснее для края, чем вторгающиеся извне шайки. Хотя бы тем, что шайки грабят и уходят, а повстанцы собираются обосноваться здесь всерьез и надолго.

Последние два дня отнюдь не напоминали предыдущие недели путешествия. Местность вокруг была все той же – сплошная степь, травы, низкий кустарник, редкие перелески, неизбежные холмы да овраги, однако отношение к однообразному пейзажу полностью изменилось. Раньше над отрядом витала дорожная скука, немного донимали обычные путевые трудности: жара, пыль, нехватка воды. Теперь все это отошло на второй план, сделалось совершенно неважным. Одно дело – абстрактно знать о неспокойствии в краю, и совсем другое – самим столкнуться с проявлением этого беспокойства.

Ехали так, словно ежеминутно ожидали нападения. Оружие было заряжено, часть казаков попарно несли дозоры в прямой видимости от основного отряда. На редких привалах выставляли посты, словно дело происходило во время войны и вокруг лежала враждебная территория.

Изменился и характер перемещения. Раньше, как было принято здесь еще со времен первооткрывателей, ближе к полудню устраивались на отдых, чтобы не ехать по самой жаре, теперь же игнорировали природу и останавливались исключительно по нужде. Зато темп сразу возрос, и вместо двух дней сумели уложиться в полтора. Во всяком случае, задолго до вечера Муравьев уже стоял перед начальником линии и подробно докладывал последнему о случившемся.

Времени на приведение себя в порядок не было. Капитан лишь наскоро ополоснулся прямо у дорожной коляски и сменил пропыленный дорожный сюртук на парадный мундир с орденами – Анной на шее и Владимиром в петлице. Рядом с Владимиром красовалась медаль в память двенадцатого года с волнующей душу надписью: «Не Нам, Не Нам, но Имени Твоему». Довольно высокие награды для молодого человека, начинавшего войну совсем юным прапорщиком, и уж, конечно, законный повод для гордости.

Начальника линии казачьего генерала Сысоева-третьего Муравьев немного знал и гораздо больше о нем слышал. Говорили, что едва ли не все свои чины Василий Алексеевич получил за отличия в многочисленных войнах – со шведами, с поляками, с французами в пятом и седьмом годах, с турками. В памятную Отечественную войну казаки Сысоева отбили у противника едва ли не сотню орудий, за что их командир был произведен в генералы. Недостаток образования Василий Алексеевич восполнял природной сметкой и немалым опытом, и донцы, ревниво следящие за успехами своих начальников, с радостью шли под его командование.