Ким Ньюмен - В свободном полете

— Джек и Хоуви? Они, по-моему, еще какое-то время летали на Гусыне. Джек в конце концов бросил писать книги. Хоуви? Кто знает? Мне хотелось бы верить, что он жив и здравствует. Эти парни стали легендой. Они мотались по всей стране в такое время, когда большая часть населения не могла и мечтать об этом, а удалиться от родного города больше чем на двадцать миль почиталось за счастье. Я, правда, тоже поездил немало и завел привычку расспрашивать, не появлялись ли там, куда меня занесло, два пилота молодой и старый — на самодельном самолете. И точно, очень часто оказывалось, что Джек и Хоуви там побывали, развлекая народ высшим пилотажем, обрабатывая посевы, пьянствуя и попадая в неприятности с законом и местными партийными буграми. Эти парни отказывались гнуть спину перед кем бы то ни было, когда это было обязательным упражнением для большинства американцев. И за это я благодарен им…

Публика, собравшаяся в «Техасце Джо», начала уставать от второсортной группы и трех аккордов, которыми та потчевала слушателей, и поэтому, когда музыканты садистски разделались с «Рожденным в ССША» Брюса Спрингстина, их не стали упрашивать поиграть еще. Они, впрочем, не обиделись. Заведение было забито под завязку, и Лоу не раз ловил на себе взгляды завистников, не одобрявших его временную монополию на Ч.А.Холли и резонно полагавших, что место музыканта — на эстраде. Ребята из Крикете, ансамбля, который обычно выступал с Холли, уже настраивали аппаратуру. Никто заранее не объявлял о выступлении, но все знали, что оно будет. За долгие годы в Америке сформировался тонкий и сложный механизм распространения слухов.

— Пожалуй, мне пора, — сказал Холли, шевеля пальцами.

— Еще один вопрос. Теперь, когда у вас Новая Политика… судя по всему, надолго… Когда со старой диктатурой покончено — Какой вам, в этих условиях видится роль Ч.А.Холли и всех остальных музыкальных диссидентов?

— Я не политик. Мне бессмысленно задавать вопросы о пятилетних планах, бюджетном дефиците или контроле над импортом. Дайте людям жить нормальной жизнью и заниматься тем, что им по душе, если это не мешает другим — вот и вся моя политика. И мне кажется, Воннегут со своей командой думает примерно так же. И меня это вполне устраивает. Только не нужно забывать, что моя профессия — писать музыку. Если я слышу о несправедливости, или насилии, или коррупции, у меня автоматически возникает потребность написать об этом песню — но ведь я пою и о любви, и о каруселях, и о красоте теплого летнего утра. Мы живем в несовершенном мире, мистер Лоу, и даже такой великий человек, как генеральный секретарь Воннегут, не в состоянии исправить его за одну ночь. Вы в вашей стране сами уже слишком долго живете под каблуком у этой жуткой бабы Тэтчер. Я слушаю радио и читаю газеты, так что знаю, что она и остальные европейские лидеры носятся кругами и вопят, что капитализм победил и что Америка скоро станет оплотом частного предпринимательства и раем для европейских бизнесменов… Все это — словоблудие, мистер Лоу, можете так и передать своим читателям. Америка не нуждается в собачьих сварах, которые миссис Тэтчер считает нормальной экономикой. В Лондоне люди живут в бидонвиллях, а оборванные нищие на улицах выпрашивают деньги и еду. Нам это ни к чему. Мы сделали две революции именно ради того, чтобы у нас такого больше не было. Три, если считать Новую Политику. Впрочем, нет, это что-то другое.

Ч.А.Холли пожал Лоу руку и поднялся на эстраду. Перебросив через плечо ремень своей гитары, он ударил по струнам без всякой подготовки, даже не прикоснувшись к колкам. Звук получился чистым и верным, выдержанным в нужной тональности. Холли и музыка были давними друзьями. Он спел несколько старых песен и множество новых. Все, что Лоу слышал о нем, оказалось правдой.

— Сердце мое, — пел Холли, — почему ты замира-а-а-ешь…