Ма. Лернер - Другая страна. Часть 1

Во-вторых, в тот момент, когда войска все таки введут, никакого христианского автономного анклава не будет. Будет государство Израиль, с равными правами и обязанностями для всех граждан. Тигров расформируют. Часть призовут в армию, часть в полицию. Но при малейшем сопротивлении они будут уничтожены. Нам неконтролируемые вооруженные силы в стране не нужны. Мы знаем, что он это прекрасно понимает. Но понимает это сегодня, когда без нас обойтись не может, чтобы не быть раздавленным. Как он, и его люди поведут себя, когда теоретическая возможность станет реальностью, можно только предполагать. Будем надеяться, что он выполнит свои обещания. Мы, свои выполним.

Домой я попал только на следующий день, поздно вечером. На стук открыла теща, которая больше обрадовалась здоровенному мешку с продуктами, чем мне. Подарков мне в дорогу надавали, что сам бы не унес. Все-таки с едой на той стороне было намного легче.

Осенью, когда наступает пора уборки маслин, всякая жизнь не имеющая отношения к уборке урожая прекращается, школьники не ходят в школу, чиновники не ходят в конторы, мастерские не работают — все собирают маслины. Затем их везут на выжимку, в давильню. Во многих селах еще можно увидеть старые давильни, не изменившиеся с библейских времен. Говорят, кое где еще сохранились прессы работы крестоносцев. Такое впечатление, что жизнь в этих местах остановилась.

Из овечьего молока арабы делают несколько видов сорта сыра — мягкий, и твердый, похожий на брынзу. Рис с фасолью — обычный обед. Только в сезон сбора урожая крестьяне едят фрукты, да и то, что похуже. Лучшее идет на продажу. Мясо бывает только по праздникам. Вывозить на продажу из деревень в этом году возможности не было. Кругом война. Убить могут не только за мешок еды, но и за кривой взгляд, тем более, если окажешься не той веры или не того клана. Зато Израиль был готов проглотить любое количество и платил по ценам выше местных. Так что от нашего коридора через границу была польза обеим сторонам. Поток грузов был серьезный. Но мои подарки едой не ограничились, половину пришлось оставить. Ну не тащить же в квартиру пулемет или кавказский кинжал, весь изукрашенный и с позолоченными ножнами…

Я обнял Анну и с наслаждением вдохнул знакомый запах.

— Идем, потащила она меня в комнату, где лежал в кроватке мой сын. Мда, вот это малюсенькое и есть Дов? Его ж боязно на руки взять… Эти микроскопические пальчики…

— Ничего, засмеялась она. — Привыкнешь. Надо чаще дома бывать, а то появишься в следующий раз — а он уже в школу ходит. Она осеклась и посмотрела на меня

— Что?

— Завтра утром.

Я обнял ее.

— Ну ты ж у меня солдат, знаешь что такое приказ.

— Ты бы знал, как меня трясет когда телефон неожиданно звонит.

— Да не хожу я больше в рейды, — соврал я автоматически. — Я теперь большой начальник, сижу в штабе и указания раздаю.

— Так я тебе и поверила. Будто я не перезваниваюсь с Юдифь и другими на вашей базе постоянно.

— Врут! — убедительным тоном сообщил я. — Что они могут знать сидя в Неот Халуцим. Нам же надо перед девочками похвастаться, а в донесении положено излагать по-красивше, а то медаль не дадут. На самом деле, все гораздо лучше и спокойнее, чем ты думаешь. В последнее время я передвигаюсь с охраной, целый взвод за мной ходит. Ты, ж Чапаева видела? Командир должен находиться сзади и руководить боем.

Между прочим, тут я не соврал. Виктор настоял на охране. Он мне вообще хотел всучить черкесов, для большей сохранности, еле отбрыкался. Так что охрана у меня была, как у некоторых маршалов. Лучше из лучших, как последний резерв Главного командования, на случай пиковой ситуации.

— Ты ужинать будешь? — спросила она прижимаясь.

Ага, кажется, успокоилась.

— Нет, кормить меня не надо, — сказал я, начав энергично проверять на предмет наличия знакомые выпуклости и прочие необходимые места, — Но все-таки я молодой и соскучившийся по жене. Не пора ли нам в постельку?

Анна уютно пристроилась у меня на плече.

— Слушай, а ты знаешь, что Сталин запретил жениться на иностранках?

— Это кто у нас иностранка, — заинтересовался я. — Ты вроде не похожа, родилась выросла в Израиле… Под кроватью, чужих тоже не наблюдается…Сознавайся, ты меня обманула и тебя зовут Мата Хари. Армия меня должна оградить от тлетворного влияния буржуазной идеологии, повести непримиримую борьбу с раболепием перед западной культурой.

— Я серьезно, — пихая меня в бок кулаком, заявила она. — Ты, теперь, уголовный преступник по советским законам.

— Да, никогда. Я даже присягу давал в 1942, Государству Израиль и считаюсь иностранным гражданином по всем законам. Идиотизм, между прочим, первую не отменили. Две присяги, два закона. Последний приказ, по уставу, отменяет первую. Вот какой мне выгоднее, по тому и жить буду. С тобой, естественно. О! Я ведь так и не выяснил, как тут у вас с разводами, к раввину надо идти или в мэрию?

Тут я получил в ухо, причем довольно чувствительно и мы начали выяснять, кто тут главный. Завтрашний отъезд был временно забыт.

Газета А-Арец

Заключен британо-французский Договор о союзе. В очередной раз, Великобритания не поинтересовалась нашим мнением по очень важному вопросу. Есть ли вообще смысл в дальнейшем следовании за ней?

У дороги Иерихон-Иерусалим издавна была дурная слава — в пустыне разбойники зачастую нападали на путников. Много было пролито крови, и один из перевалов так и называется — Красный, или Кровавый перевал, Маале Адумим. Сегодня нам предстояло покрасить его в очень красный цвет. Тот, кто думает, что здешние дороги похожи на немецкие автобаны, плохо себе представляет здешнюю жизнь. Чтобы разминуться, двум машинам, одна должна съехать на обочину. Никакого асфальта, просто тропинка, по которому, может уже несколько столетий или даже тысячелетий передвигаются люди. Машины слегка расширили колею, но в дождливое время легко застрять.

Колонна разномастного транспорта растянулась на несколько километров. Впереди, отдельной группой, шли 12 грузовиков. В голове два легких танка Р-35, еще два в середине колонны. В дозоре ехали хорошо обученные солдаты, они сидели в два ряда, в полной форме, в касках, настороженные и готовые в любой момент открыть огонь. Даже, при том, что наши патрули очень редко бывали в здешнем районе, мы в основном действовали южнее, а на перевале должны были находиться пару десятков сирийцев из Армии освобождения Палестины. Правда, они лежали сейчас сваленные в кучу в стороне, но знали об этом только мы.

Взрыв мины снес с дороги танк, разом рванули закопанные через каждые двадцать метров фугасы, снося грузовики с дороги. В остальные танки и задний грузовик ударили выстрелы из гранатометов. Немногие уцелевшие, посыпались на обочины, где угодили на старательно приготовленные противопехотные мины. Со склонов холмов ударили пулеметы, выкашивая беглецов. При виде этого зрелища остальная колонна начала тормозить, превращаясь в замечательную неподвижную мишень. По заранее пристрелянным участкам ударили минометы. Пытавшиеся съехать с дороги машины и укрывающиеся на обочинах подрывались на минах. Люди не знали, что делать и бессмысленно метались. Каждый из командиров хотел чем-нибудь помочь и поучаствовать в командовании боем, отдавая противоречащие друг другу приказы. Некоторые держали в руках пулемет или, по крайней мере, 2-дюймовый миномет, наверное, им казалось что так солиднее. Хотя, скорее всего, это было их личное оружие, купленное за собственные деньги и оставив его в этом бардаке, можно было легко лишиться. Все они бегали взад-вперед вдоль колонны и выкрикивали противоречивые приказы водителям и бойцам. На задних машинах вообще отнеслись ко всему этому, как развлечению — до них же не доставали пули. Собирались толпой и глазели.