Ма. Лернер - Другая страна. Часть 2

Первое, что я получил, вернувшись домой, был скандал по поводу моего выступления с нападками на американцев. Добросовестный журналист Томсон, на следующий день, передал по телеграфу тщательно записанные слова. Вроде и обижаться не на что, никто за язык не тянул, но неприятно. Не для прессы говорилось. До сих пор уверен, что мне очередного звания не дали из-за этого шума. Еще два года сидел на старой должности, а ведь в душе надеялся получить повышение.

— Здравствуй, полковник, — сказал он.

— Здравствуй, журналист, — ответил я, ему в тон, пожимая руку. — Вот как не пытаюсь вспомнить, вроде тебе приглашения не посылал.

— Где двести человек, там еще для одного места всегда найдется, — улыбнулся он. — Но я тут вполне официально, — заявил Роберт, демонстрируя приглашение. — Позвонил твоей жене, и вот оно.

— Официально? — переспросил я.

— Дружески, — ответил он, улыбаясь еще шире. — Все-таки не первый год знакомы. Никаких статей в газеты без разрешения. Просто уж очень ты интересный человек, полковник. Там, где ты находишься, всегда есть что то занимательное. Вот хотя бы твое место проживания.

— А что такого интересного в моем поселке?

— Много разного, — энергично кивнул Роберт. — Два других ваших поселка вошли в городскую черту Иерусалима и ничем особенным не замечательны. Совсем другое дело — твой. Первый из бывших арабских сел, к которому подключены общеизраильская электрическая и телефонная сеть. Первый, в котором проведен водопровод и канализация.

Кроме того, за последние пять лет в «Памяти Дова» население увеличилось больше чем на сотню семей. Но люди уж больно занимательные. Четыре армейских генерала и одиннадцать полковников, начальник полиции иерусалимского округа, три начальника отдела полиции из центрального округа, а простых майоров с капитанами я просто не считал. И еще, создатель израильской штурмовой винтовки и нобелевская лауреатка. Парочка простых, — он улыбнулся снова, — миллионеров.

А полицейских, если подумать, у нас, действительно очень много. Пограничники, до сих пор, часто работали вместе с полицией. В последнее время очень часто еще и спецназовские роты использовали при облавах на уголовников. И после армии многие шли служить в полицию.

— Занимательная информация, — согласился я. — Хотя среди новых жителей имеются и простые люди, родственники старожилов, где-то пару сотен семей. И какое это имеет отношение ко мне?

— Это ж у вас, русских, говорят «муж и жена одна сатана», но это интересно только в общей картине.

— Вот уж ерунда какая, никак наши служебные дела не пересекаются, а моя жена абсолютно не имеет привычки спрашивать моего одобрения на хозяйственные дела в поселке.

Но ты продолжай. Что там еще?

— Еще много… Ты совершенно не типичный случай в ЦАХАЛе. В конце 40-х из армии были уволены практически все офицеры с коммунистическим и левосоциалистическим прошлым. Практически все высшее командование выходцы из Бейтара, учившиеся в военных училищах США и Англии. Не обошлось без давления нашей американской администрации, когда в США шла охота на коммунистов. Ты вот знаешь, что лично тобой очень плотно занималась и разведка, и Госдепартамент?

— И что они могли найти в моем прошлом? Разве что факт нахождения в комсомоле, — с интересом спросил я.

— Ничего особенного и не нашли, но это и не важно, подозрительно само происхождение и страна, откуда приехал, особенно в свете этих американских историй со шпионажем. Кстати, ты по-прежнему ходишь с крестом на шее?

— Показать? — спросил я, берясь за пуговицу.

— Верю. То же очень странно смотрится в еврейском государстве.

— Э, — говорю, — ты по-прежнему совершаешь старую ошибку. Проблема в том, что существует вечная путаница между понятиями еврей как вера, и еврей как национальность. Там, за границей, это смешивается. А у нас, в Израиле, происходит создание нового народа — израильтян. Все приехавшие перестают быть евреями и становятся марокканцами, русскими, румынами и тому подобное. Спроси любого, он тебе обязательно разницу разъяснит. Так я по своим побуждениям и реакциям намного ближе еврею, происходящему из Киева или Минска, чем из Касабланки, но вполне способен ужиться с ними обеими. А вот дети их и внуки, прекрасно помня откуда они происходят, считают себя израильтянами и у них нет особых барьеров между разными общинами.

Настоящими евреями в Израиле остаются только разные хасиды, которые никак не желают становиться одним народом с остальными, и для которых главное подчиняться своему духовному наставнику. К жизни страны они имеют очень мало отношения и слава Богу. В их, живущем исключительно по законам Торы, государстве я бы вряд ли ужился. Я никогда не стану евреем, и честно говоря, совершенно не чувствую желания им стать, но в общении с, — я ткнул пальцем в Роберта, — разными американцами и прочими народами, я всегда буду на стороне евреев, потому что это моя страна и я представитель израильского народа. А вот во внутреннем общении я вполне имею свою отдельную точку зрения, и хотя не трещу о ней на каждом перекрестке, все, кого это касается, о ней прекрасно знают.

— И, тем не менее, эти твои командиры батальонов Замир с Абдулом и неформальная связь с депутатом Кнессета Виктором Канавати, — он показал кивком на стол, где тесной компанией сидели обсуждаемые. — Нет, я понимаю, что для витрины израильской демократии требуется подобный экземпляр, как ты, но ведь с Исраэлем Эльдадом ты общался не только для демонстрации, даже после его отставки продолжаете встречаться, а ведь премьер-министр его сильно недолюбливает. И при этом особенно

интересно, что лично Бегин приказал оставить тебя в покое, когда американцы сильно давить начали, но и в армии, многие давали на тебя самые лучшие отзывы.

— Как интересно, — подумал я. — Это поэтому я и в Корею угодил? Оказывается, мне одолжение сделали, только забыли об этом сказать…

— Ты каким-то образом умудрился сохранить хорошие отношения, как со старыми кадрами, так и с новым поколением. Причем, что касается нового, то на сегодняшний день, выходцы из твоего батальона и бригады занимают несколько десятков постов среднего уровня во всех родах войск. Он подумал, — Нет, в авиации еще никого нет. А ты у них, до сих пор, старший офицер, не по званию, а по авторитету. Даже со склочником Шейнерманом, по-прежнему, в дружеских отношениях.

Кроме того, ты в курсе, что являешься самым награжденным из действующих офицеров? Орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу», орден Отечественной Войны первой степени и второй — это советские, одна американская серебряная звезда — это практически исключительный случай, после 2 мировой иностранцев не награждали и легион почета.