Алексей Борисов - Смоленское направление

Обед подходил к концу, когда рыбак постучался в лавку Пахома Ильича. Выслушав наказ Евстафия, Яков укрыл священника чистой овчиной, выпросил у приказчика пару фунтов овса, потряс мешочком у морды лошадки и укатил в крепость. В корзинке под связкой шкурок лежал диктофон, запись на котором была весьма любопытна. В ней упоминалось о неком булгарском купце Байяне, который в последнее время проявлял бурную деятельность, не связанную с торговлей. Частое посещение городских стен, мест сбора стражи и церкви Михаила Архангела, как то не увязывалось с прямой деятельностью купца. Последний раз его видели незадолго перед боем у ворот, где тот орал о степняках, явно проверяя реакцию окружающих.

Официальный визит иерея сводился к следующему: – Ермоген должен был забрать позолоченную кацею*, которая находилась в часовне крепости и провести молебен по усопшему епископу Дионисию. Неофициальная часть заключалась в том, что епархия интересовалась именем будующего епископа. А так как всем было известно, что покойный имел тесные связи с Византийской Никеей, то и взоры были устремлены в сторону церкви Михаила Архангела, где обитали наиболее информированные священнослужители. Своим приемником Дионисий видел Ермогена, о чём неоднократно упоминал.

(Кацея – древний вид кадила в виде ковша с длинной рукояткой. Такие кадила существовали на востоке до Х-ХI вв. и на Руси до XVII в., когда появились кадила на цепочках.)*

– Отче, я приложу все свои силы к тому, что бы увидеть Вас в сане епископа. Разве не чудо, что простые горожане, после Вашего Благославления одолели неприятеля, который почти пробрался через ворота Смоленска. Думаю, что будет ещё одно чудо, и тогда новый Смоленский епископ Фома понесёт крест Православной веры. – Мы вели беседу в часовне, Ермоген выслушал меня и покачал головой.

– Чудеса Алексий, происходят по Божьей милости, всё, что мы видим вокруг себя – уже чудо, но если миряне прикладывают к этому все свои усилия, то деяния Господа, становятся более заметны.

На следующий день, сани с сеном и продовольствием зачастили в сторону Долгомостья. До лагеря они, конечно же, не доезжали. Выехав из одних ворот, санный поезд шёл в обход города, где в ближайшем лесочке возничие менялись, кое-какие мешки перекладывали, выставляя яркие заплатки напоказ, и шли обратно по кругу. За Байяном внимательно следила Степанида и помощник псковского приказчика Филимон. Булгарский купец несколько раз поинтересовался, куда следует груз, кто хозяин саней и, в конце концов, предложил своё участие в бизнесе Евстафию.

– То князь распорядился весь запас продовольствия из города вывезти, пожара опасается, неурожай ведь был. – Евстафий с видом просточка раскрыл 'военную тайну' попивая медовуху, любезно предоставленную булгарином.

– А охрана где? – Байян чуть ли не возмутился, замечая, что продовольствие не охраняется.

– Так сотня, ик… наёмная на что? Она и будет, ик… охранять в Долгомостье. – У Евстафия заплетался язык, и началась икота, точно как когда-то в Бирке, при рассказе про караван с медью.

– Жаль, что нельзя сани мои пристроить. Повезло тебе купец. – Байян посидел ещё минуту в харчевне и незаметно удалился.

Через час из Смоленска вылетел голубь, неся короткое послание с приложенным к нему рисунком. На следующий день Шираб потрясая бронзовой пластинкой, рассказывал командиру фуражиров, что глупые урусуты свезли всё продовольствие в одно место.

– Нет смысла собирать по частям, надо прийти и забрать то, что принадлежит Великому Бату. – Шираб понимал, что сброд кочевников не сможет даже близко подойти к городу, а вот расправиться с сотней наемников, фуражирам было вполне под силу.

– Мне нравится твоё предложение, как далко до этого места? – Бат-Тугал был сводным братом старшей жены Бату. В детстве его называли телёнком, потому что много болел и никогда не имел собственного мнения, с возрастом стали добавлять слово крепкий, так как был очень исполнителен.

– Полдня пути, судя по карте. Кибитки и верблюдов поведут женщины с детьми, доблестные же воины могут выдвинуться вперёд и захватить продовольствие. – Шираб фактически возглавил отряд, используя слабохарактерного Бат-Тугала по своему усмотрению.

В принципе, командир фуражиров строго исполнял приказ хана: – подойти к Смоленску и забрать продовольствие. То, что город не захвачен – не его вина, каждый выполняет свою работу.

– Разведка пойдёт немедля, если наличие склада подтвердится, то с утра атакуем. – Бат-Тугал почувствовал свою важность. За время походов ему ещё ни разу не приходилось вступать в боевое столкновение, вся слава побед доставалась другим, а тут такой шанс.

Пока шли военные приготовления, я и Ермоген разрабатывали план хиротонии. Согласно первому правилу Святых Апостолов, необходимо было представление двух или трёх епископов. Но так как расстояние между столицами княжеств были большими, а путь опасен, то юридически можно было руководствоваться следующей нормой, регламентирующей порядок избрания епископов. Четвёртое правило I Вселенского Собора гласит: 'Епископа поставлять наиболее прилично всем той области епископам. Если же сие неудобно, или по надлежащей необходимости, или по дальности пути: по крайней мере, три в одно место соберутся, а отсутствующие да изъявят согласие посредством грамот: и тогда совершать рукоположение. Утверждать же таковые действия в каждой области подобает ея митрополиту'. Помимо этого широко использовалась практика всенародного голосования. То есть если будующий епископ будет любим прихожанами, то и высшее руководство церкви не будет противиться его избранию, как это было в Новгороде. Действовать решили во всех направлениях. Пахом Ильич составил грамоту для Рафаила, в которой просилось оказать всё возможное влияние, за соответствующее вознаграждение, с целью привлечь на сторону Ермогена Новгородского епископа Спиридона и епископа Пскова. С письмом и сундуком подарков доверенное лицо должно было выехать из Смоленска, и не возвращаться, покуда не добудет необходимых грамот для хиротонии. Лучше Иннокентия, который по возрасту не подходил на освободившуюся должность, для этой роли и придумать было нельзя.

Смоляне уважали Ермогена, принципиальный священник часто помогал делом и Словом Божьим своим прихожанам, читал запоминающиеся проповеди, часто ходил по домам, не делая разницы между теремами и убогими лачугами. Но формулы 'Хлеба и зрелищ' ещё нико не отменял. И если с хлебом Ермоген уже постарался, когда он единственный из всех церковников присутствовал на раздаче каши в голодном городе, то со зрелищем было туго. Необходимо было что-то особо запоминающееся, связанное с именем будущего епископа.