Nik Держ - Пёс. Книга 1.

— А чего тут понимать? По-русски вон как лопочешь — ни один немец так не умеет! Значит наш, русский. А если русский с немцами, значит предатель, морда полицайская! — на одном дыхании выпалил Вовка.

— Значит так, — громко заявил Франц, — поясняю для всех! Я, Роберт Франц, старший мастер-наставник «Псарни», являюсь истинным арийцем! И буду требовать от вас, ублюдочных унтерменшей, уважать чистоту моей крови! Это раз! А насчет моего русского языка… — он криво усмехнулся. — Я родился и вырос в России. Мои предки — поволжские немцы! Поэтому не считайте меня ровней. С завтрашнего дня каждая провинность будет строго караться! На сегодня я вас всех прощаю! Кроме тебя, — Роберт широко улыбнулся Володьке, — однажды наложенные наказания я не отменяю. Сейчас все идут в баню, затем получают обмундирование — и в столовую. А ты, мой дерзкий друг — в карцер!

Петька смотрел в спину удаляющемуся в сопровождении охранников Вовке и тяжело вздыхал — помочь своему смелому другу он не мог. Вскоре Вовка исчез за углом бревенчатого барака. Петька шмыгнул носом и прибавил шаг — после бани немцы обещали кормежку, а жрать ох как хотелось, невзирая ни на что. В большом предбаннике мальчишек заставили раздеться до гола, приказав сваливать грязную одежду в одну большую кучу. Затем, выстроив их в некое подобие очереди, быстро обрили наголо. После стрижки, выдав каждому по большому куску душистого мыла и жесткую мочалку, воспитатели загнали всех мальчишек в большую баню. Петька мылся с удовольствием — последний раз он испытывал такое блаженство, наверное, с год назад. Он стоял под ласкающими теплыми струями воды, с наслаждением сдирая мочалкой въевшуюся грязь. Прикасаясь к непривычно колючей обритой голове, мальчишка улыбался, представляя, как смешно должно быть он выглядит. Но о потерянных волосах Петька не жалел — уж очень его в последнее время донимали вши. Эти мелкие твари иногда кусались так сильно, что расчесанная кожа головы покрывалась кровоточащими струпьями. Разрешив мальчишкам вволю наплескаться, воспитатели дали команду по одному выходить в предбанник. Предбанник за время помывки изменился: пропало грязное белье, пол оказался чисто вымытым, в воздухе витал неприятный запах дезинфекции. Вдоль стен были разложены большие тюки с форменной одеждой и добротной обувкой. Выскочив из бани, мальчишки попадали в цепкие руки интернатских эскулапов. Врачи, не особо церемонясь, осматривали подопечных: раскрывали им рты, проверяя зубы, залазили в носы и уши, слушали дыхание сквозь железные трубки. Больных, в основном простуженных, тут же отправляли в карантин. Прошедшим медосмотр, без каких либо нареканий приказали подобрать себе обмундирование по размеру и строиться на улице. Примерно через час все воспитанники интерната щеголяли в новенькой форме с нашитой на рукаве странной эмблемой — оскаленной собачьей модой над скрещенными метлами. Роберт Франц с удовлетворением пробежался взглядом по бледным, не тронутым солнцем бритым мальчишеским головам.

— Становись! — рявкнул он, решив перед обедом наставить на путь истинный новоявленных курсантов. Мальчишки засуетились, толкая друг друга локтями в жалкой попытке выстроиться по линейке. Это у них плохо получалось. Наконец строй замер.

— Запомните, ублюдки! — зычно заорал Франц. — С сегодняшнего дня вы курсанты спецшколы «Хундъюгендс» или попросту — Псы. Все рассмотрели эмблему нашей школы? Поясняю: вы должны быть преданны Рейху как настоящие псы, должны рвать врага зубами, при отсутствии другого оружия под рукой…

— А метлы? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Поганой метлой обычно убирают мусор… А кто будет мусором, я непременно вам сообщу! А сейчас в столовую шагом арш!

Обед оказался шикарным — многим новоиспеченным курсантам-псам такое не могло присниться даже в самых радужных снах. Наваристый суп с мясом, перловка, щедро сдобренная плавленым маслом, хлеба в вволю и компот. Причем добавки — сколько съешь, большие кастрюли с едой стояли тут же, посередине стола. А фрукты!!! Самые настоящие яблоки, большие и красные.

«С такой жратвой не жизнь — малина, — похрустывая сочным яблоком, думал Петька, — жаль, что Вовку в карцере заперли…»

После сказочного обеда мысли вяло ворочались в голове, словно сытые удавы. Клонило в сон. Дав подопечным насытиться, воспитатели повели разомлевших от обильной пищи и бани мальчишек в казарму. Там угрюмый начхоз выдал мальчишкам постельные принадлежности. И они, впервые за всю свою коротенькую жизнь, заснули на чистых хрустящих простынях. Целый месяц их не трогали, кормили как на убой, водили в баню, показывали кино. Неизменно два раза в сутки старший мастер-наставник Роберт Франц строил их на плацу и вбивал в юные мальчишеские головы мысль о том, как им повезло.

— Как вы жили до этого, и как живете сейчас?! — надрывался Франц, вышагивая перед строем. — Если вы всей душой будете преданны Рейху, отцам-командирам, будете, не рассуждая, выполнять приказы — вам это зачтется! Не забывайте об этом! Быть воином-псом — большая честь! Подумайте сами, что лучше: быть рабом или настоящим мужчиной-воином?

Старший мастер наставник умело добивался поставленной руководством Рейха задачи. Спустя пару дней большинство мальчишек с ним соглашались, покачивая в такт словам бритыми головами. Неделя такой вольготной жизни пролетела для Петьки незаметно. Он даже удивился, увидев на утро восьмого дня осунувшегося Вовку. Мальчишку после карцера уже успели помыть, побрить и переодеть.

— Вовка, ты как? — спросил Петька, протягивая другу заначенное с вечера яблоко.

Вовка отрицательно мотнул головой и без сил опустился на кровать. Через минуту он уже крепко спал.

Через месяц, когда старший мастер-наставник посчитал, что мальцы уже достаточно отоспались и отъелись, для малолетних Псов начался настоящий ад. Да такой, что земля в прямом смысле горела у них под ногами. А начиналось все вполне безобидно — с небольших пробежек и разных физупражнений. Однако со временем нагрузки и сложность упражнений возрастали. Многокилометровые марш-броски уже мог выдержать далеко не всякий подросток, а уж спарринг-бои со взрослыми наставниками-воспитателями и подавно. Уже через полгода состав кадетов первого набора сократился на треть, еще через пяток месяцев — вполовину. Остались самые стойкие и крепкие. От не оправдавших высокое доверие отцов-командиров быстро избавлялись. Куда на самом деле девались бывшие курсанты «Псарни», мальчишки не знали, но догадывались. Вовка однажды спросил об этом Франца. Тот криво усмехнулся и ответил, что их раскидали по близлежащим интернатам для унтерменшей.

— Быдло должно работать, — заявил им старший мастер-наставник, — они вам не ровня!