Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 1. Охота на монстра

— Я слышал про Госбанк, — осторожно сказал Абакумов. — Но думал, что это только слухи.

— Какие слухи? Я лично отдал ему такое распоряжение! Вот это, Виктор, и называется гипноз. А теперь подумай, что, если этот старик-эмигрант тоже гипнотизер вроде Мессинга? Мушкетер мог сам ему все рассказать — и где родился, и когда женился, и на кого работает. И никакой мистики, сплошной материализм.

Абакумов поскреб переносицу.

— Лаврентий Павлович, если не секрет — а где сейчас этот ваш Мессинг?

— Секрет. Но тебе, так уж и быть, скажу. Он теперь работает в разведшколе, отбирает и тренирует самых способных к гипнозу курсантов. А тебе зачем?

— Да просто… любопытно. Такой человек и… на свободе.

— Не о том думаешь, — Берия постучал ребром ладони по столу. — Думать надо о том, что нам делать с Мушкетером.

— Что тут думать? — удивился Абакумов. — Мушкетер засвечен, это ясно. Надо выводить его, пока гестапо не накрыло.

— Как у тебя все просто, — недовольно нахмурился Берия. — Выводить — значит, терять нашего резидента в Париже. Вот скажи мне, Виктор — у тебя много в Париже резидентов?

— У меня там вообще никого нет, товарищ народный комиссар внутренних дел, — обидевшись, ответил Абакумов. — Мое хозяйство здесь, я к заграничным играм отношения не имею.

— Тогда почему ты мне это принес? — Берия потряс в воздухе листками с донесением Мушкетера. — Почему мы с тобой сейчас все это обсуждаем, а не с Меркуловым или на худой конец, с Фитиным? Может, объяснишь?

Абакумов угрюмо молчал. Да и что он мог ответить? Что Меркулов попросил его передать шефу полученное от Мушкетера двусмысленное сообщение, чтобы прикрыть свою задницу, а он согласился, потому что преследовал собственный интерес? С Меркуловым-то все понятно, тот всегда был осторожной лисой, а вот какой такой интерес в этом деле у тебя, товарищ Абакумов?

— Ладно, — смилостивился Берия, выдержав зловещую паузу. — Я разберусь, что с этим делать. А ты, Виктор, поезжай в Лесной Дом, поговори с Гронским. В конце концов, он подсунул нам этого эмигранта, пускай теперь расхлебывает…

Абакумов не понял, о чем ему нужно разговаривать с Гронским, но уточнять не решился.

Лесным Домом называлась одна из «шарашек» НКВД, находившаяся на окраине дачного поселка Ильинка. Там Берия еще в тридцать девятом собрал ученых, занимавшихся, по мнению Абакумова, бессмысленной и даже вредной ерундой — лечением травами, биоэнергетикой, системой индийских йогов и даже передачей мыслей на расстоянии. Возглавлял «шарашку» астролог Сергей Гронский, убедивший Берия в том, что подобные исследования могут принести пользу — не зря же рациональные немцы создали целый институт «Аненербе» и тратят на его содержание огромные средства. Питомцы Гронского исправно получали спецпайки, подопытных животных и даже лабораторное оборудование, но была ли от их работы какая-нибудь польза, понять было невозможно. У Абакумова, которому подчинялись все Особые отделы страны, разумеется, имелись свои люди в Лесном Доме, да что толку? Читая их донесения, Абакумов только брезгливо морщился. «С 16.00 до 18.30 из лаборатории проф. Селезнева доносились странные звуки, напоминающие завывания и плач». «Из двенадцати морских свинок, доставленных по заказу доктора Ляхмана, выжило пять. Семь морских свинок умерло от неизвестных причин». «В столовой во время обеда проф. Зубаревич поспорил с проф. Брауде о китайской алхимии. Почему китайцы считали ртуть целебной? В споре проф. Брауде обозвал проф. Зубаревича кретином, а тот швырнул в него макаронами» . И так далее, все в том же духе. На месте шефа Абакумов уже давно перестал бы церемониться с этой ученой шушерой, но Берия отчего-то доверял Гронскому.

Сергей Гронский, наследник старинного белорусского шляхетского рода, аристократ и авантюрист, был словно рожден для мира тайных операций. Отцом Гронского был начальник шифровального отдела Генерального штаба Российской империи — по тем временам, вторым человеком в разведке. Его расстреляли сразу после революции, но Гронский-младший, которого родственники вывезли в безопасную Латвию, казалось, не таил зла на Советскую власть. Он начал работать на ГПУ еще при Менжинском: сам пришел в консульство и предложил свои услуги в качестве агента. После недолгих колебаний Гронского решили использовать втемную: перевели на его счет некоторую сумму денег и настоятельно посоветовали отправиться на учебу в Германию. Там молодой граф некоторое время изучал медицину в Берлинском университете, вел светскую жизнь, боксировал и брал призы на автогонках. Одним из его увлечений была авиация: он с отличием окончил летную школу и время от времени зарабатывал деньги, катая на самолете богатых любителей острых ощущений. Как-то в Мюнхене после очередного полета к нему подошел высокий господин с военной выправкой, представившийся Рудольфом Гессом.

— У вас прекрасное чувство воздуха, юноша, — сказал Гесс Гронскому. — Черт возьми, когда вы делали иммельман, я даже аплодировал вам. Вы уверены, что у вашего пассажира сухие брюки?

— Не знаю, — беззаботно ответил Гронский. — В кабине убирает механик. А вы разбираетесь в авиации?

— Немного, — скромно сказал Гесс.

Гесс был профессиональным летчиком, во время Первой мировой служившим в легендарной эскадрилье «Рихтгофен» под командованием Германа Геринга. Отчаянный русский ему понравился — Гесс любил людей с сумасшедшинкой.

— Загляните как-нибудь, — он протянул Гронскому визитную карточку. — Это клуб, где собираются люди, влюбленные в небо.

Любопытный граф не стал откладывать, и появился в клубе «Валькирия» в ближайшую субботу. Клуб оказался закрытым заведением, но визитка, подаренная Гессом, произвела на швейцара должное впечатление. К некоторому огорчению Гронского, многие члены клуба были влюблены не только в небо, но и друг в друга — то тут, то там он натыкался на обнимающихся мужчин в военной форме. Граф слышал, что гомосексуализм популярен среди немецких военных, но видеть это воочию было странно. Прежде, чем кто-либо из завсегдатаев «Валькирии» успел предложить ему познакомиться поближе (и заработать хороший хук в челюсть), из клубов табачного дыма материализовался улыбающийся Гесс.

— Что вы стоите, как Лотова жена? Пойдемте наверх, здесь вам делать нечего…

Наверху собиралось гораздо более приличное общество — во всяком случае, здесь никто никого не обнимал. Присутствовали седовласые генералы, которые, на взгляд Гронского, вышли в отставку еще до изобретения самолета, респектабельные господа, похожие, скорее, на банкиров, чем на авиаторов, и даже несколько дам — все, как на подбор, блондинки с длинными прямыми волосами. Вид блондинок слегка успокоил графа.