Владислав Конюшевский - Основная миссия

1944 год. Штаб 128-й авиационной базы особого назначения

Начавшийся наконец дождь принес с собой долгожданную прохладу. Но самое главное, набежавшие тучи позволили откинуть штору светомаскировки, которая до этого напрочь перекрывала доступ свежего воздуха. Зато сейчас влажный, наполненный полынным, степным духом ветерок смог беспрепятственно проникнуть в помещение и разогнать густой табачный дым, из-за которого у меня уже начала побаливать голова. Хотя голова гудела не столько от табачного перегара, сколько от напряжения, вызванного темой разговора. Не скажу чтобы странной, но просто столь же далекой от меня, как утомленный яхтами олигарх далек от забот сантехника из ЖЭУ. И ведь вопросики подкидываются… Вон, например, как этот:

– А ты можешь сказать мне, что такое пропаганда? Ну просто своими словами?

– Издеваешься?

Я неодобрительно посмотрел на Тверитина, но Стас был совершенно серьезен и, сидя за столом напротив, молча постукивал пальцами по столу, ожидая ответа. Глядя на его серьезную физиономию, я пожал плечами и ответил:

– Пропаганда – это звездеж, распространяемый властью с целью достижения своих целей.

– И все?

Собеседник поставил локти на стол и, сложив ладони домиком, насмешливо прищурился.

– Нет не все, но это основное. А вообще, пропаганда – это способ подачи информации, призванный манипулировать сознанием людей. Ну и побуждать их к каким-то действиям.

Блин, вот никогда не задумывался над определением пропаганды. Она лилась отовсюду, и нутром я отлично знал, что это такое, только вот словами, да еще приличными, выразить свое знание не мог, из-за чего сейчас пребывал в раздраженном состоянии. А Тверитин, покачав головой, поправил:

– Побуждает к действиям агитация. Хотя эти два понятия между собой неразрывно связаны. А вообще, пропаганда – это распространение информации в любом ее виде. Часто заведомо ложной информации, но позволяющей добиться требуемого результата. И распространяться эта пропаганда может вовсе не только средствами массовой информации. В ее распространении может быть задействовано все, вплоть до слухов и сплетен. Я не буду говорить про лозунги, кинофильмы, памятники и плакаты. Это само собой разумеется. Но ты знаешь, что даже музыка может являться пропагандой. Просто мелодия, без слов. Даже какая-то обычная вещь может быть пропагандой. Она может не нести никакой символики, но все равно являться пропагандой. Только скрытой, воздействующей на подсознание. И главное в любой пропаганде – это чтобы она оказала нужное воздействие на общественное мнение или какую-то целевую аудиторию.

Хмыкнув, я констатировал:

– Слишком умный. Убивать пора!

Стас, поправив очки, улыбнулся:

– Пробовали – не получилось… Закурим?

Он подвинул мне коробку папирос, но я демонстративно достал из пачки свою сигарету и с вызовом посмотрел на собеседника. Только Станислав моим действием вовсе не смутился, а наоборот, широко улыбнувшись, жестом попросил, чтобы я его угостил трофейным «Кэмэлом».

От же жук! Вот так, с лету, переиграл ситуацию и теперь показывает, что готов перейти из положения доминирующего учителя в положение ученика. Увидел, что его собеседник ощетинился всеми иголками и превратился в оппонента, и тут же дал задний ход, сглаживая ситуацию. Сейчас, небось, задаст какой-нибудь вопрос о последней нашей операции. И слушать будет, открыв рот и восхищенно ахая. М-да… Тверитин еще и психолог хороший. Только и я не лыком шит, а так как с этим парнем мне еще, похоже, предстоит немало работать, то я решил не заморачиваться с вывертами НЛП и не меряться письками, а просто, сдвинув к нему свою пачку и забирая его папиросы, со смешком предупредил:

– Если ты сейчас спросишь о моем боевом прошлом, то я тебя уважать перестану.

Хе! Судя по тому, как в глазах Стаса что-то мигнуло, я сделал свое предупреждение вовремя. После этих слов он несколько секунд молча смотрел на меня, а потом, рассмеявшись, протянул руку со словами:

– Ты извини. Иногда меня заносит. А что, в будущем все такие «подкованные»?

– Не больше, чем в прошлом.

– Понятно… Чай будешь, а то что-то в горле пересохло?

– Буду.

И, глядя, как новый начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) разливает чай в стаканы с металлическими подстаканниками, я, хмыкнув, вспомнил наше с ним сегодняшнее знакомство. То есть уже вчерашнее. Время-то – за полночь…

А начиналось все… М-да, начиналось все очень даже нестандартно. Мы еще толком не отошли после нейтрализации диверсионного отряда Армии Крайовой, как вдруг поступила новая вводная. Оказывается, на совместный аэродром, который поляки буквально позавчера собирались перепахать залпами реактивных минометов, должны были прибыть нарком НКВД Иван Петрович Колычев и посол США в СССР Уильям А. Гарриман. В связи с этим нам предписывалось находиться в составе встречающих. Хорошо хоть не в почетном карауле, но я так и не понял, с какого переполоха спецгруппу ставки вообще для этого задействовали. Тем более что Гусев лично мне запретил при виде посла выкрикивать антиамериканские лозунги и показывать ему «факи».

Лозунги и «факи», конечно, относились к разряду шуток, только вопрос, для чего осназ вообще вытащили на эту встречу, остался. Но начальство на то и начальство, чтобы в некоторых случаях иметь возможность просто рявкнуть, не объясняя причин и на этом закрыть вопрос. Лишь потом Серега все-таки снизошел до ответа и сказал, что это личное распоряжение наркома. А еще чуть позже, глядя на поднятую вокруг ожидающегося приезда суету, мы с ним пришли к выводу, что все это «жу-жу» неспроста. Ну не будут ради Колычева выстраивать почетный караул, тем более что Иван Петрович тут был неделю назад и все происходило очень даже демократично, без всякой помпы. Да и посол… Я, конечно, не знаток протоколов, но из-за этого америкоса вряд ли подобная буча поднимется. Нет, летуны вполне могли захотеть устроить пышную встречу своему высокопоставленному земляку, только ведь в наличии было два выряженных в парадную форму караула – советский и американский. А это уже совсем другой коленкор.

И только когда я увидел среди офицеров людей Власика, все непонятки разрешились наконец в наиболее вероятное предположение. А именно – помимо вышеперечисленных персон, на авиационную базу особого назначения, ожидается прибытие товарища Сталина. Гусев, прикинув расклады, согласился со мной, и поэтому мы даже не удивились, когда после посадки на откидном трапе увидели знакомую коренастую фигуру.