Алексей Борисов - Смоленское направление 2

– Сломанная кость неправильно составлена. Если не исправить сейчас, то шансов нет совсем. А так, раненый держится только на его жертвоприношениях.

– Исправить берёшься? – Спросил Сбыслав.

– Берусь. – Не моргнув глазом, ответил колдун-лекарь. – Отвар нужен из грибов. Очень дорого стоит. Из Готланда везут. Иначе, от боли умрёт.

– Сколько надо, столько заплатим. – Не выдержав откровенного вымогательства, встрял в разговор Пахом Ильич.

– Тогда за дело. Оставьте меня наедине с раненым. То, что буду делать, вам лучше не видеть.

Бояре отошли от крытого возка, молясь про себя Богородице, дабы отпустила великий грех.

Водьский колдун вскипятил воду. Чуть ли не кипятком помыл руки. Вытер их белоснежной холстиной и уже собирался залезть в 'Руссобалт', как замер от окрика.

– Далеко собрался? – Спросил я у лекаря.

Пахом всё же решился меня разбудить. Просидевши всю ночь возле Гаврилы, сбивая ему температуру, я проштудировал справочник, составленный в Севастопольском госпитале. Под утро, глаза начали слипаться, и когда Ильич сменил меня, то моментально уснул.

– Не мешай мне! – Завизжал водьский колдун. – Хочешь, что б он умер?

– Не хочу. Но, пока ты не расскажешь, что собираешься делать, туда ты не пойдёшь.

– Вот как?! Тогда лечите его сами. – Обиженный недоверием колдун сплюнул на снег, подобрал меховой мешок и коротким шагом направился в сторону опушки, откуда пришёл. Шашки всё замедлялись, а в спину никто не кричал, с просьбой остаться.

– У Гаврилы Алексича раневая инфекция. Кость не раздроблена. Всё срастётся как надо. – Подождав, пока колдун-лекарь отойдёт шагов на пятьдесят, продолжил. – Я дал ему очень сильное лекарство, но уже вечером его надо кормить. Где хотите, достаньте печень кабана или медведя. И что б повар бульона куриного наварил.

– Так выкарабкается Гаврюша? – Всё ещё смотрящий в удаляющеюся спину колдуна спросил Сбыслав.

– Должен. Хотя каждый прожитый день после вчерашнего – забран у судьбы. Пахом Ильич, будь добр, как Алексич проснётся, разбуди и меня.

После того, как я завернулся в тёплое одеяло и уснул, бояре стали обсуждать добычу печени зверя. Не найдя ничего лучше, порешили купить нескольких гусей, поросёнка и всё, что подвернётся в Гостилицах. Для этого, был отправлен в торговую экспедицию Ефрем в сопровождении Миколы и Вятко. Внук Парамона, назначенный присматривать за Гаврилой переселился в крытый возок, а новгородская рать собиралась покинуть Копорье с восходом солнца.

К утру было подобрано всё, что плохо лежало, или оказалось слабо привязано. Отягощенные добычей ополченцы выстраивались в колонну, пропуская всадников дружины Александра вперёд. Князю, как известно, слава и уважение, а простым ратникам – набитый трофейным добром мешок. Посланные в разведку степняки проходили по двадцать вёрст, оставляли небольшой отряд дожидаться остальных и уходили дальше, в сторону Новгорода. Через несколько дней пути, ополчение основательно подотстало от князя, и теперь, только потухшие кострища на берегах реки указывали, что дружина прошла в этих местах.

Ильич хотел идти через Орешек, чтобы потом вернуться по Волхову. Так бы и поступил, кабы не Гаврила Алексич. Дома, оно и стены помогают, так что, пришлось следовать кратчайшим маршрутом.

– Никуда остров не денется. Обождёт Бренко. – Бурчал под нос Пахом.

– Стойте! Очнулся! – Закричал из возка внук Парамона.

Колонна остановилась. Бояре подскакали к крытому возку, спешились и стали заглядывать внутрь. Гаврюша, проспавший двое суток, раскрыл глаза и изволил поесть горяченького.

– Привал. Ефрем, скачи к Лексею. Сам знаешь, что сказать, да охранение пусть выставят.

– Сделаю, Пахом Ильич. – Бывший приказчик стегнул лошадку, направляясь в авангард рати.

Осмотр больного привёл меня в полный восторг. Шов, под которым скрывалась золотая пластинка, сделанная из шестиконечного креста, скреплявшая кость ключицы, немного нагнаивал, однако, всё было в пределах нормы. Наложенный пластиковый гипс затвердел подобно панцирю жука. Гаврюша чувствовал страшный зуд, жаловался, но иначе, вероятность возникновения ложного сустава была слишком велика. Пришлось объяснить это на словах боярину, и даже показать маленький рисунок, как будет выглядеть кость, если без иммобилизации, всё пустить на самотёк. Алексич согласился с доводами, а потом покраснел.

– Лексей, сил терпеть, боле нету.

– Блин, совсем забыл. Я лукошко под тебя положу. Не переживай, не протечёт. Как дела свои закончишь, позови.

Вложив в глубокий оловянный поднос полиэтиленовый пакет, я подложил самодельное судно под Гаврилу и вылез из возка. Внук Парамона в это время разводил костёр под большим котелком. На снегу лежали три ощипанные курицы и два мешочка: один с сухарями, а второй с крупой.

Что только не услышал я от новгородских бояр, за эти два дня. И то, что колдуну-лекарю дерзить не стоило, и то, что на Гаврюшу наслали порчу. Сбыслав, с чьей подачи и прибыл знахарь, вообще предлагал вернуться, да прихватить дедка с собой, на всякий случай.

– Если бы, он не заикнулся о стоимости снадобья – слова бы не сказал. Шарлатан чистой воды, хотя, и имеющий представление о медицине. Всё берётся излечить, а как сам заболеет, то в аптеку бежит, аж хохол трясётся. – Оправдывался перед друзьями.

– Куда бежит? – Не понял меня Сытинич.

– В аптеку, изба такая, где лекарства хранятся.

– Зачем куда-то бежать? Все травы и мази у знахаря завсегда дома лежат.

До знаменитого путешествия Ганса Шмета, после которого и был привезён в Москву Аренд Классен, считавшийся первым русским аптекарем, было ещё триста лет. Пришлось изворачиваться на ходу.

– У вас, может, и дома они снадобья берегут. А у нас, лекарства продают в аптеках. И к колдунам, никакого отношения они не имеют.

– Скажи ещё, что и пчёлы у вас мёд сами в бочках приносят, а не по бортям сидят. – Подсмеялся надо мной Михайло.

– Самостоятельно сдавать мёд – ещё не научились. Пчёл в ульях, на пасеке держат. Как буду в Смоленске, через Евстафия, передам тебе их. Пчёлок сможешь разводить – не отходя от дома.

Так и завершился наш разговор, плавно перешедший от состояния здоровья Гаврилы Алексича к делам насущным. Война закончилась, и новгородцы думали о проблемах мирной жизни. Только прятать бронь по сундукам было слишком рано. Ослабленный потерями Орден не мог смириться с поражениями. И если бы не восстание покорённых балтов, то ответных действий ливонцев можно было ожидать уже в конце лета этого года. А пока, Псковские земли подставляли незащищённое брюшко под острый меч новгородских дружин. Александр, окрылённый почти бескровными победами, вынашивал планы по возврату утерянных земель. После посевных, можно было продолжить кампанию. Князю оставалось упросить отца помочь суздальскими полками, тем более что братец Андрей рвался в бой, стараясь получить славу.