Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность

– Что за бред вы несете, Митчелл?!

– Но если исходить из аналитики данных сведений.

– Послушайте вы, аналитик!… Возводя вас в адъютанты, я рассчитывал, что действительно стану получать от вас осмысленный, аналитический материал. Вы же приходите ко мне с набором совершенно разноречивых, в подворотнях всего мира собранных агентурных сплетен.

– Я здесь ни при чем, – еще больше ссутулился и так слегка сутуловатый адъютант, лишь недавно повышенный до этой должности из безликих консультантов аналитического отдела СИС. – Это наша агентура пытается убедить нас, что Гитлер теперь уже един в трех лицах!

– Идиоты!

– Аналитично, – пробубнил Митчелл и даже не обратил внимания на то, как брови генерала поползли вверх и остановились где-то у самой кромки отчаянных залысин, и что на сей раз это его «аналитично» О'Коннел воспринял уже как откровенное издевательство. – Однако этими же идиотами, – вдохновенно продолжал он, – замечено, что на полуострове Ютландия концентрируются значительные воинские силы из тех, что отходят под ударами наших войск и войск союзников.

– Представляю себе, какого огромного труда стоило нашей агентуре подобное умозаключение, – саркастически процедил генерал.

Митчелл и на сей раз хотел было проронить свое роковое «аналитично», однако на сей раз Бог миловал его не только от генеральского, но и от своего собственного гнева.

– Кроме того, известно, что в район Шлезвиг-Фленсбург спешно переброшены дивизия из Дании, несколько бригад морской пехоты и два батальона, сформированные из курсантов военно-морской школы в Киле.

– И на всем пространстве этой части полуострова – ошарашивают нас глубиной своих познаний агентурные источники в Германии – от моря до моря ведутся усиленные фортификационные работы.

– Аналитично, – вновь попытался подбодрить генерала его адъютант, однако, встретившись с изумленным взглядом последнего, вовремя спохватился. – Простите… Вырвалось.

– Но все эти сведения, – поучительно молвил О'Коннел, и на этот раз прощая старшего лейтенанта, – свидетельствуют только о том, что преемник Гитлера гросс-адмирал Дениц решил продолжить. Свою агонию на этом удобном для обороны обрезке суши. Выигрывая таким образом время для переговоров с военными и гражданскими представителями правительств стран-победительниц.

– Следует учитывать и этот фактор.

– Время им сейчас нужно, господин аналитик! Единственную ценность для них представляет сейчас время, кредит коего они намерены получать в обмен на жизни десятков тысяч своих солдат, которые для высшего командования вермахта и рейхсфлота уже давно никакой ценности не представляют. «Если не договориться с русскими, то хотя бы удачно продаться англо-американцам»! – вот единственный постулат их «штабного святописания». Кстати, очень близкого сейчас к кодексу, которого придерживалась еще небезызвестная вам подруга Христа Мария Магдалина, напропалую греховодничая в римском крепостном гарнизоне Магдалы, да простится мне мое богохульство.

– Все это понятно… – задумчиво произнес аналитик. – Но как быть с версией об ожившем фюрере?

– Эту версию нужно всячески проверять и лелеять. Прежде всего, ее следует положить в основу фундаментального расследования.

И если предположить, что фюрер действительно жив, то нужно идти по его следам. Но все это неофициальная позиция. А какую официальную позицию мы должны занимать по отношению к ожившему фюреру? Должны ли мы принимать его в расчет или же следует делать вид, что его не существует?

– Кто из нас двоих слывет аналитиком: я или вы?! – опять взорвался О'Коннел, на психику которого все сильнее давило приглашение к докладу самого Уинстона Черчилля. – Так давайте же впредь договоримся, что вопросы буду задавать я, а вы будете анализировать факты и преподносить мне ту аналитику, о которой так упорно твердите!

– Учту, – кротко заметил старший лейтенант и словно ни в чем не бывало спросил: – Так все же, как нам воспринимать некстати ожившего фюрера?

И тут генерал не выдержал и громогласно, словно находился в солдатской казарме или на плацу, расхохотался.

– Судите его собственным судом, старший лейтенант! И разопните на кресте!

– Воспринимаю как приказ, – не уронил чувства собственного достоинства Митчелл, демонстрируя оксфордскую выучку и аристократическое воспитание.

– Только обязательно сделайте это. Разрешаю и заранее отпускаю все грехи! Только делайте это, как всегда, – аналитично.

Во время недолгой дороги до резиденции премьера генерал даже не пытался осмыслить весь тот ворох дезинформации, с которой ему надлежало теперь предстать перед Уинстоном Черчиллем. Единственное, что он отчетливо понимал, так это то, что встреча будет тяжелой. Омерзительно тяжелой. Тем более что и несколько предыдущих бесед с сэром Черчиллем, в которых речь, как правило, заходила о судьбе бывшего его кумира Бенито Муссолини, тоже выдавались непростыми.

Опять ливень! Наблюдая из окон автомобиля, как прилегающие к Темзе кварталы медленно погружаются в пучину ливневых потоков и тумана, О'Коннел мысленно содрогался: в эти минуты город напоминал ему стремительно погружающийся в океанскую бездну «титаник» под названием «Лондон».

Он знал, что Черчилль ненавидел Англию за ее бесконечные дожди, и в такую погоду предпочитал уединяться в своей келье одинокого странника, где, сидя у камина, можно было грезить забитыми жарким сиянием лагунами залива Батабано на Кубе, суданскими оазисами Сахеля и ослепительно зелеными склонами холмов в окрестностях Кейптауна 106. Аристократ и потомственный военный, депутат парламента и премьер, писатель и журналист – на примере жизни Черчилля все это поглощалось одним-единственным по-настоящему приемлемым для него определением – «авантюрист».

– Старый, презирающий Англию и англичан, авантюрист!

– Простите, сэр, это вы о ком? – несмело поинтересовался водитель, и только теперь генерал обнаружил, что произнес эти слова вслух.

– Отвратительная погода, не правда ли, сержант? – сурово молвил генерал, пытаясь поставить водителя на подобающее ему место.

– Когда Господь придумывал ливни, сэр, Он не предполагал, что мы придумаем автомобиль. Из кабины автомобиля – дождь отвратительное зрелище. Сначала Он подарил нашим предкам камин, а затем уже приучал к нему бесконечными дождями.

«А ведь единственное достоинство, которое ты в свое время узрел в этом болване-уэльсце, именовалось молчаливостью! – покаянно упрекнул себя О'Коннел. – В то же время, сколько по-настоящему молчаливых парней осталось лежать после высадки во Франции на полях Пикардии, Нормандии и Приморской Сены!»