Владимир Чунихин - Рихард Зорге - заметки на полях легенды

В болезни Фрица, естественно, совершенно исключительную роль играет тот факт, что он работает здесь уже целых 5 лет. Вам должно быть ясно, что столь продолжительное время при существующих здесь условиях может подточить здоровье даже самого здорового человека. Не забывайте, что состояние его здесь очень тяжелое.

2. Вопрос о Жигало.

Жигало (Бранко Вукелич - В.Ч.) находится здесь 8 лет без перерыва. Это является здесь в смысле времени для иностранца максимумом. Для того чтобы не возбудить подозрения, он должен, в крайнем случае, съездить на родину в "отпуск". Сюда же следует добавить, что благодаря европейской войне Жигало лишился своей прекрасной легализации и должен сейчас подыскивать себе что-то новое, что может быть осуществлено только после поездки на родину. Так что мы предлагаем разрешить Жигало поездку в Европу.

Однако в любом случае мы за то, чтобы он непременно возвратился назад для создания здесь крепкой кристаллизационной точки для всех будущих работ. Жигало настолько хорошо здесь вжился, что просто было бы жаль его отсюда пересаживать. Разговор и чтение местного языка он освоил почти в совершенстве, а это весьма редкое явление.

3. Вопрос обо мне.

Я уже сообщал Вам, что до тех пор пока продолжается европейская война, я, само собой разумеется, останусь на своем посту, конечно, если это Вам желательно. Но так как по мнению здешних немцев война скоро кончится, то я все чаще вынужден отвечать на вопрос своих высокопоставленных друзей-немцев, а также иностранцев, что я, собственно, думаю в будущем делать. Учитывая, что вообще не так-то просто в один прекрасный день исчезнуть, не вызвав подозрения своих немецких друзей, я считаю весьма целесообразным, чтобы Вы мне сообщили, чего Вы ожидаете от меня по окончании войны. Это значит, что я хотел бы, господин директор, чтобы Вы мне ответили на следующие вопросы: могу ли я рассчитывать сразу же по окончании войны вернуться в Центр, где бы я мог, наконец, остаться и закончить раз и навсегда свое цыганское существование. Не забывайте пожалуйста, что мне уже между делом стукнуло 45 лет, что из них на службе у Вашей фирмы я провел свыше 11 лет за границей, а перед тем на службе у другой фирмы я провел еще 5 лет в путешествиях. Наступает уже время дать мне с моим опытом осесть на какой-нибудь работе в Центре. Если же Вы не в состоянии сейчас дать мне твердое обещание, что по окончании войны я сразу же смогу уехать домой, то я прошу Вас указать мне срок скажем например, три месяца или в крайнем случае полгода после окончания войны, после которых наступит конец. Я должен знать эту общую границу времени, ибо очень часто мне задают вопрос о моих дальнейших планах как газета, представителем которой я являюсь, так и посол и другие вышеупомянутые друзья. Газета хочет это знать, чтобы заблаговременно позаботиться о преемнике, издательство, на которое я работаю, хочет знать, когда я закончу для них книгу. А посольство, наконец, хочет об этом знать, так как оно и в будущем надеется работать со мной, т. к. придает моей работе большое значение. Чем известнее и солиднее мне удастся здесь легализоваться, тем труднее становится мне делать уклончивые ответы на вопросы о моих будущих планах по окончании войны, мои ответы должны быть уклончивыми, так как я вынужден отказываться от любой связи, выходящей за пределы ограниченного времени, чтобы наиболее незаметно суметь в один прекрасный день исчезнуть из поля зрения всех моих легализационных связей.

На всякий случай прошу Вас указать мне твердый срок времени моего пребывания здесь, а именно: смогу ли я уехать сразу же как кончится война или я должен рассчитывать еще на несколько месяцев. При сем прошу не забывать, что я тоже живу здесь безвыездно в течение 7 лет и что я ни разу как другие "порядочные иностранцы" не выезжал отсюда через каждые 3-4 года в отпуск, что этот факт, наряду с моей бесперспективностью на будущее может произвести как на иностранцев, так и на немцев дурное впечатление и даже показаться подозрительным.

Заключительные замечания.

Все эти организационные вопросы должны были когда-нибудь быть поставлены. Со своей стороны, господин директор, Вы должны дать на них ответ. Тем самым, что в связи с болезнью Фрица вопрос обновления здешнего персонала стал необычайно актуальный, не менее важное практическое значение принимает быстрый ответ на все вопросы, касающиеся Жигало и меня. Мы здесь можем гордиться, что сравнительно немного надоедали Вам с организационными вопросами, а посему надеемся на быстрый ответ.

Остаемся, правда несколько ослабленные здоровьем, тем не менее Ваши верные сотрудники.

Рамзай.

Добавление.

После наступившего у Фрица некоторого улучшения, вновь имели место два серьезных приступа. Чем реже Вы получаете от нас телеграммы, тем хуже его дела. В будущем Вы можете руководствоваться этим масштабом. Поэтому мы убедительно просим по возможности ускорить отправку ассистента. Мы не знаем, не постигнет ли Фрица мгновенная катастрофа или не будет ли он вынужден на целые недели оставить работу. Может также случиться, что будет необходимо положить его в больницу, тогда вообще исключена какая бы то ни была возможность работ. В настоящее время он лежит дома в постели и при нашей помощи может кое-что делать из постели. Жалкое состояние, но что же делать.

Сердечный привет, особенно от Фрица.

Ваш Рамзай[81]…

…[81] Письмо Зорге в Центр от 22.07.40 г…"

И снова Резун, как всегда, все переврал.

Зорге не умоляет здесь униженно перестать его считать невозвращенцем и разрешить ему вернуться незапятнанным.

Зорге в июле 1940 года, как и до этого, в июне 1939 года, совершенно обоснованно указывает, что такая долгая беспрерывная работа дает ему право вернуться домой сразу же после конца войны.

Вот его собственные слова, не искорёженные интерпретаторами:

"…На всякий случай прошу Вас указать мне твердый срок времени моего пребывания здесь, а именно: смогу ли я уехать сразу же как кончится война или я должен рассчитывать еще на несколько месяцев…"

Зная эгоистичное и потребительское отношение к его работе Москвы ("дай еще информацию… дай… дай…"), он совершенно резонно полагал, что московское начальство может и после окончания войны (как и в 1939 году) оставить его работать в Японии. Отсюда и его просьба.

И не было никакой радиограммы "когда каждая секунда в эфире" "с перечислением заслуг". Было письмо, направленное курьером. И не было никакого "перечисления заслуг". Было напоминание о том, как долго они работают без смены.

Резун есть Резун.

А вот как прокомментировал Р. Ваймант отношение Москвы к этому письму Рихарда Зорге:

"…Директор отложил это письмо в сторону вместе с другими посланиями Зорге на ту же тему. Никаких действий не было предпринято. Четвертое Управление могло быть недовольно Зорге, однако у него явно не было квалифицированных агентов, способных занять его место…"