Владилен Машковцев - Время красного дракона

— Я же говорил это не очень искренне, для показухи, чтобы утвердиться в глазах Придорогина верноподданным партии. Для чего это я делал? И за что арестована Вера? Я ведь еще не осужден. Может быть, меня оправдают, освободят? — рассуждал про себя Аркадий Иванович, пытаясь породить искорки надежды.

Он предполагал, что к Вере ходит в тюрьму матушка, что она не так страдает, как те, кто не имеет родственников. Уязвляло другое — никто не признал его за родича, за друга, за товарища. И кого можно было назвать настоящим другом? Пожалуй, одного человека — Мишку Гейнемана. Порошин счел бы за радость оказаться с ним в одной камере. Но Мишку уже отправили в Челябинск. Сокамерники Аркадию Ивановичу не нравились. Крючок зарился на сапоги Порошина, просил Держиморду вновь отобрать их у поднарника-мильтона. Держиморда не соглашался:

— Он их купил честно, хошь завладеть, выиграй в очко.

Крючок несколько раз садился с Порошиным играть в карты, но Аркадий Иванович обыгрывал его жестоко, до кальсон. Но когда Держиморду с братьями перевели в другую камеру, Крючок запыжился, начал угрожать бритвой:

— Сымай прохоря, штифты выколю, попишу, сука, век свободы не видать!

— Не отдам! — решительно отказал Аркадий Иванович, оттолкнув блатаря.

Крючок запрыгал по-петушиному, закружился, изловчился и полоснул Порошина лезвием бритвы по щеке. Порез оказался не глубоким, но кровь заструилась, закапала на рубаху, на пол камеры.

— Поддай ему, — посоветовал Порошину поэт Люгарин.

Переведенный из соседней камеры американец Майкл выхватил из рук блатного бритву:

— Бой честный должен быть, как русские говорят. Окей!

Крючок прыгнул, ударил противника головой в переносицу. Порошин упал неловко, но быстро вскочил и сбил с ног вора в законе. Он пинал его остервенело, пока тот не посинел, не затих. В тюрьмах бьют и лежачих. Отец Никодим остановил разъяренного Порошина, но было уже поздно. Крючок лежал мертвым, смотрел остекленевшими глазами в потолок. Вечерний надзиратель вытащил труп из камеры волоком, за ноги. Допросов по поводу смерти Крючка не было.

— Он сам упал с нар, — утверждала камера в один голос.

— Да, я видел лично в глазок, как он упал с нар, — подтвердил надзиратель, взявший до этого у Крючка пятьсот рублей.

Порошин завладел имуществом Крючка, где были его, порошинские, брюки-галифе, гимнастерка, кожаная куртка. Совесть за совершенное убийство не заедала. Время озверения давно вовлекло его в общий поток.

— Большой грех ты принял на душу, кайся, молись, — убеждал Порошина Никодим.

Аркадий Иванович исповедывался:

— Разве это грех, батюшка? Прибил по ярости ворюгу. Он же у вас кусок хлеба отбирал, измывался над вами. На душе моей есть более тяжкие грехи: я сотни людей послал в тюрьмы и на смерть. А теперь кусаю свой язык от страдания, ибо служил престолу зверя, красному дракону.

— Вы читали «Откровение» Иоанна Богослова? — спросил священник.

— Я знаю его наизусть, батюшка.

— Что же вас озаряет в евангелии, что ближе к сердцу?

— Метафоры, пророчества.

— Прочтите мне по памяти из «Откровения» главу двенадцатую. Если помните, разумеется. Там ведь сказано, кто победит, одолеет красного дракона.

Поэты — Миша Люгарин, Василий Макаров тоже просили:

— Прочти, хотя бы отрывки.

Майкл подбодрил Аркадия Ивановича, похлопав его по плечу:

— Давай, давай, как русские говорят!

Камера затихла, когда Виктор Калмыков скомандовал:

— Тихо! Послушаем!

Порошин закрыл глаза, закинул руки за голову:

— И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадем. Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю. Дракон сей встал перед женою, которой надлежало родить. Дабы, когда она родит, пожрать младенца. И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным... И произошла на небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона.

Батюшка Никодим ткнул перстом в потолок тюремной камеры:

— Михаил одолеет красного дракона — сказано в Писании!

— Я верю, верю! Окей! — воскликнул Майкл.

Но камера молчала угрюмо. Просвета в судьбе ни у кого не предвиделось. Порошин понимал, что отец Никодим душевен и чист, силен христианской моралью доброты, всепрощения. Такой и на костре будет молиться за тех, кто его убивает. И не поступится верой. Батюшка подарил Аркадию Ивановичу нагрудную иконку из латуни с изображением Владимирской Богоматери:

— Да будет она тебе защитницей, — осенил он крестом Порошина.

Латунная иконка на медной цепочке отеплила душу. И перед сном Аркадий Иванович загадал:

— Помолюсь и, если исполнится желание, поверю в бога на веки вечные.

Молитву он обратил на спасение своей Верочки:

— Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое! Господи, боже великий, пресвятая мать-богородица, спаси мою Веру, вызволь ее из темницы!

Порошин молился искренне, но чуда не ждал. Каково же было его изумление, когда на следующий день он узнал, что Верочку освободили. На прогулке в тюремном дворе к Аркадию Ивановичу подошел Штырцкобер:

— Здравствуйте, Аркадий Иванович. Вам Ахмет деньги передал? Ну и слава богу. А вашу юную супругу сегодня освободили, я узе видел сам.

И прокатилась по сердцу теплая волна радости. И рябое лицо батюшки Никодима от этого просветлело.

— Я молился за вашу Веру, — как бы мимоходом подчеркнул Никодим.

Но чуть полегчало на душе, и закрутился возле Порошина бес неверия, логика материализма. Мол, совпадение получилось. Де, так вот церковники и улавливают наши души. Батюшка явно прочитал мысли Аркадия Ивановича и процитировал из евангелия:

— Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма? Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих.

Виктор Калмыков вклинился в разговор язвительно:

— Какое может быть раздвоение у красного дракона? У дракона и без раздвоения — семь голов!

— Я дракон? — обиделся Порошин. Вася Макаров снисходительно уточнил:

— Ну, не сам дракон, а коготок провинциального дракончика. Люгарин напомнил ернически о хвосте дракона, который увлек с неба третью часть звезд.

— Вы считаете себя звездами? — лениво отбивался Порошин, а сам тем временем расшифровывал метафору. — В городе третью часть населения составляют заключенные, спецпереселенцы, родственники репрессированных. Такое соотношение почти по всей стране. Вот и получается, что библейское пророчество сбылось. Но не видно было даже на горизонте никакого Михаила, который сокрушит красного дракона.

Отец Никодим все так же прочитывал мысли Порошина и отвечал на вопросы, которые он не задавал вслух: