Дворкин А.Л. - Очерки по истории Вселенской Православной Церкви

Новые возможности были прежде всего экономическими. Императоры дарили Церкви земли и дворцы и строили для нее роскошные новые базилики, жертвовали деньги на содержание новых храмов и на жалование клирикам. По законодательству Константина Церковь могла получать собственность по завещанию. Богатство Церкви выросло несказанно, хотя большая его часть шла на "социальные служения" – больницы, детские приюты, дома для престарелых и т.д.

Например, в Антиохии во время Иоанна Златоуста Церковь ежедневно кормила 3 тыс. девственниц и обеспечивала едой и одеждой несколько тысяч неимущих. В течение всех средних веков Церковь, по существу, была единственным учреждением, занимавшимся "социальным служением", поэтому богатство для Церкви было необходимо. Ее финансовому благосостоянию способствовало также и частичное освобождение от налогов (с церковных земель налоги платились). Но были и злоупотребления. Мы уже говорили о роскошном стиле жизни папы Дамаса (366-384), а взятки, посланные в Константинополь из Эфеса Кириллом Александрийским, превышали 2500 фунтов золота.

Епископы обрели власть и престиж, наряду с рядом судебных функций. Более того, им было предоставлено право участвовать в выборах гражданских магистратов, в то время как гражданские власти, по крайней мере официально, не имели права вмешиваться в избрание епископов.

Все юридические акты, опубликованные императорами в поддержку Церкви, поддерживали в первую очередь кафолическую Церковь и содержали строгие запреты и санкции против бесчисленных групп еретиков и раскольников. Очевидно, что продолжающиеся споры, разделяющие христиан, были одним из крупнейших разочарований для императоров, видевших в религиозном единстве один из основных факторов для благосостояния государства. Но возникал вопрос: как распознавать схизматиков и раскольников – ведь каждая группировка называла себя "кафолической". Мы чуть позже поговорим о критериях, применявшихся для их распознавания.

Определение Православия, найденное в кодексах Феодосия и Юстиниана, было результатом сложного отборочного процесса между соперничающими христианскими группировками. К 451 г. (Халкидонский Собор) Православие значило веру Никеи в понимании каппадокийцев и веру Афанасия и Кирилла Александрийских, преломленную через призму Халкидона. В теории все несогласные юридически исключались из Церкви и общества. Против них принимались весьма суровые законы. Еретические сообщества запрещались, их церкви отбирались, а собственность изымалась.

На практике все было не совсем так. Например, готы были арианами, но готские воинские части оставались имперской гвардией, а готы, завоевавшие Западную империю, до начала походов Юстиниана были дипломатическими партнерами Империи. Их правители получали из Константинополя высокие придворные титулы. Не менее половины всего населения Востока Империи составляли противники Халкидонского Собора. Просто запретить их было невозможно. Приходилось применять к ним умеренность и дипломатию.

Численно небольшая, но интеллектуально влиятельная группа несториан не была столь удачливой. После осуждения собором 431 г. они были "лишены имени христиан" и вынуждены эмигрировать в Персию, где объединились с местной сироязычной общиной. Так началась их долгая история выживания в самых враждебных обстоятельствах, но и великого миссионерского похода в страны Востока.

4.Можно много говорить о росте социального статуса клириков и их влияния. Нападение на священника приравнивалось к государственному преступлению, а сами они были ответственны только перед епископским трибуналом. Статус клирика вскоре сделался несовместимым с другими профессиями: император Валентиниан III опубликовал новеллу, в которой клирикам запрещалось заниматься мирскими профессиями; в противном случае они лишались своих привилегий. Хотя этот указ касался только Запада, да, похоже, и там не применялся повсеместно, он показывает, что не только епископы, но и все клирики добились экономической независимости. Неизбежно возникли и ограничения для рукоположения: запрещалось рукополагать рабов и колонов, а городские домовладельцы, прежде чем стать клириками, должны были выполнить все свои гражданские обязанности.

Однако было бы ошибкой считать, что клирики использовали свое привилегированное положение для личного обогащения: прежде всего оно давало им возможность оказывать влияние на общество и "гуманизировать" его. Им было даровано право вступаться за обвиняемых и осужденных преступников и добиваться милосердия. Кроме того, епископы могли использовать свой нравственный престиж в государственных делах. Вспомним епископа Антиохийского Флавиана, который добился прощения от Феодосия для жителей своего города после мятежа, в ходе которого были опрокинуты статуи императора. Дерзновенное и смелое поведение Флавиана в этом эпизоде подвигнуло многих язычников обратиться в христианство. Заботой о задавленном налогами населении и острой заинтересованностью социальными вопросами были известны такие епископы, как великий свт. Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский (398-404), свт. Иоанн Милостивый – халкидонский патриарх Александрии (611-619) и, на Западе, свт. Мартин Турский (371-397).

Многие историки любят смаковать нравственные компромиссы, связанные с союзом между Церковью и Империей, и забывать о свидетельстве Церкви и о добре, приносимом бескорыстными христианскими клириками. Сомневаться в искренности христианской веры императоров – значит отрицать историческую реальность. Вступив в союз с Империей, Церковь доказала, что она не секта, открытая лишь для немногих. Она восприняла "вселенскую" ответственность за общество во всей его полноте. И в течение всех средних веков история Церкви – это история не только неудач, но и блистательных побед, одержанных не столько самой "системой", сколько конкретными святыми, которым удалось использовать ее (систему) в духе Евангелия.

Когда христианство сделалось официальной государственной религией Империи, ее экономическая и социальная системы не изменились. Административные и экономические структуры, учрежденные Диоклетианом и подтвержденные Константином, остались теми же, и христиане не считали, что должны их менять. Но эта "слабость" социальной активности тогдашних христиан, столь разительно контрастирующая с бурной деятельностью христиан нынешних, была не просто "пассивностью" или "безразличием", а убежденностью в эсхатологическом измерении сущности христианства. Стоя перед Пилатом, Христос заявил: "Царство Мое не от мира сего" (Ин.18:36). Главная задача христиан, следовательно, была не продвигать реформы или улучшать имперскую структуру, а, скорее, свидетельствовать о присутствии грядущего Царства посреди падшего мира.