Дворкин А.Л. - Очерки по истории Вселенской Православной Церкви

"Мы содержим вероопределения Никейского 325 г. и Константинопольского 381 г. соборов и все, что сделано в Эфесе (?) против Нестория и против иных, кои позднее думали так же, как и он…"

Но тут же император анафематствует Евтиха, не уточняя, какой собор его осудил, объявляет о принятии 12 анафем св. Кирилла и излагает свою веру, где очень тщательно избегает любого упоминания о природах, одной или двух, ипостасях или просопонах. Правда, там говорится, что Христос единосущен Отцу по Божеству и единосущен нам по человечеству.

Вот его основная часть: "Да будет вам ведомо, что мы и повсюду сущие церкви не принимали, не приемлем и не будем принимать иного символа или вероопределения, кроме св. символа, изреченного 318 отцами, подтвержденного 150 приснопамятными отцами, коему последовали и свв. отцы, собравшиеся в Эфесе, ниспровергшие нечестивого Нестория и его единомышленников. Оного Нестория, а равно и Евтиха, мудрствующих противно вышесказанному, и мы анафематствуем, приемля 12 глав, изреченных блаженной памяти Кириллом Александрийским.

Исповедуем также, что Единородный Сын Божий и Бог, поистине вочеловечившийся Господь наш Иисус Христос, единосущный Отцу по Божеству и единосущный нам по человечеству, снисшедший и воплотившийся от Марии Девы Богородицы – есть Един, а не два.

Которому мы приписываем чудеса и страдания, которые он добровольно потерпел плотию. А разделяющих или сливающих, или вводящих призрачность, вовсе не приемлем, ибо безгрешное поистине воплощение от Богородицы не произвело в Сыне прибавления".

Итак, в документе содержится не только кирилловское провозглашение единства Христа, включая теопасхитскую формулу ("Которому мы приписываем чудеса и страдания, которые он добровольно потерпел плотию") и осуждение учения о "двух сынах", но также и положение, важное для халкидонцев и отвергаемое евтихианами, что Христос "единосущен нам по человечеству". Однако положение, содержащееся как в томосе папы Льва, так и в Халкидонском оросе – что как Божество, так и человечество Христа "сохраняют все свои особенности", – было опущено.

Хотя эта часть документа формально бесспорна, в нем содержится ряд внутренних противоречий: например, если Никейского символа достаточно, почему был осужден принимавший его Евтих? С другой стороны, почему тогда Зенон выдвигает учение о "двойном единосущии" – ведь его не было в Никейском символе?

Последний параграф документа добавляет новых проблем. Вначале там говорится, что "ни Церкви, ни наше величество не принимают никакого другого символа (уэмвплпн) или определения веры (пспх рЯуфещт)", что является прямым намеком на Халкидонский орос. Далее Зенон приводит любопытное оправдательное заявление, как будто заранее отвергая обвинение в цезарепапизме: "Мы написали это не для обновления веры, а лишь для вашего сведения". И, наконец, следует ключевая фраза: "Всякого же иначе мудрствующего, теперь, или когда бы то ни было, в Халкидоне или на каком-либо ином соборе – анафематствуем, в особенности вышеупомянутых Нестория и Евтиха и всех сходно мудрствующих".

И по форме, и по содержанию "Энотикон" был попыткой поднять спор на уровень христологических концепций и увести его из тупика терминологических разногласий. Если бы у него не было других скрытых смыслов и если бы эта попытка удалась, богословские споры могли бы утихнуть, вернувшись к ситуации после примирения св. Кирилла и Иоанна Антиохийского в 433 г. Но сам текст сделал такое возвращение невозможным. С одной стороны, "Энотикон" ссылался на осуждение Евтиха, которое произошло на Халкидонском Соборе, а с другой – отзывался о Халкидоне в весьма нелестном контексте.

Двусмысленность документа несомненна. Но он, хотя бы временно, казалось бы, принес плоды. Все великие восточные кафедры восстановили общение между собой. Петр Монг подписал "Энотикон", и Акакий восстановил общение с ним. Так как официально Константинопольская церковь придерживалась халкидонских позиций, Петр Монг должен был написать Акакию: "Возглавляя нас всех, Вы объединили святую Церковь Божию, убедив нас неопровержимыми доказательствами, что святой Вселенский Собор в Халкидоне не провозгласил ничего противного Никее и что он находится в согласии с решениями никейских отцов и подтверждает их". Следовательно, Акакий мог считать, что его политика увенчалась успехом: лидер оппозиции признал Халкидонский Собор. Однако непримиримые монофизиты подняли восстание в Египте, обвинив Монга в том, что он вступил в евхаристическое общение с халкидонцами. Некоторые из них отложились от своего епископа, приняв так называемый статус "безглавых". Монг перепугался и анафематствовал и Халкидон, и томос Льва. Он вычеркнул из диптихов имена Протерия и Тимофея Салофакиола и даже вынес тело Тимофея из их общей гробницы. Но он уже потерял доверие обеих сторон: его сочли бесхребетным лицемером.

В Антиохии убежденный халкидонец епископ Каландион отказался подписывать "Энотикон". Но вскоре он был обвинен в участии в политическом заговоре с целью свержения Зенона и отправлен в ссылку (484). К власти вновь пришел Петр Сукновальщик, который не только подписал "Энотикон", но и стал одним из самых активных его сторонников. Именно он, руководствуясь духом "Энотикона", ввел чтение Никео-цареградского Символа на Литургии. Он также ввел в употребление интерполированное "Трисвятое" (с добавкой "распныйся за ны"). Смысл этого был, несомненно, в провозглашении теопасхизма в строго кирилловском христологическом смысле. К сожалению, распространение этого песнопения Петром Сукновальщиком и резкое неприятие его халкидонскими кругами превратили его в монофизитский лозунг.

Даже в Палестине, где большинство монахов поначалу поддерживали Халкидон, "Энотикон" поначалу был принят Мартирием Иерусалимским. Видные халкидонцы приветствовали объединение Церкви.

Историк Евагрий описывал положение, созданное "Энотиконом", так: "В те дни Халкидонский Собор не провозглашался открыто в большинстве святых церквей, но и не отвергался всеми: каждый епископ действовал согласно своим убеждениям". Такое положение могло продолжаться, только если бы оно отражало настоящее согласие по существу христологии и последовательную интерпретацию традиции Церкви. Но в данном случае все было по-другому.

Проблемы оставались. Халкидон продолжали замалчивать. А тем временем, покуда "Энотикон" оставался в силе (в правление Зенона – 474-491 и Анастасия – 491-518), монофизитское движение росло и ширилось и требовало полного и недвусмысленного отвержения Халкидона. В течение десятилетий лишь одна Константинопольская кафедра, т.е. Акакий и его наследники, противилась такому развитию событий. Казалось бы, Рим должен был поддержать эту позицию. Но как раз в эту пору между двумя кафедрами произошел раскол.