Дворкин А.Л. - Очерки по истории Вселенской Православной Церкви

Можно лишь добавить, что самая известная халкидонская община в Египте осталась в монастыре Преображения Господня (позже он был посвящен памяти великомученицы Екатерины), построенном Юстинианом в Синае, на том самом месте, где, по преданию, Моисей говорил с Богом. Духовный авторитет монастыря возрос еще во время правления игумена Иоанна Лествичника (525-600). Изоляция в Синайской пустыне, вдалеке от всех пертурбаций, позволила этой многоэтнической общине монахов – греков, коптов, сирийцев, грузин, армян-халкидонцев и, позднее, славян – сохранить не только себя, но и многие сокровища литературы и искусства, восходящие к началу христианства.

Примечания

32. Подробнее вопрос отношения Церкви на Востоке и Западе к войне и воинскому служению рассмотрен в 4, V, часть третья.

Литература: Meyendorff, Imperial Unity; Meyendorff, Byzantine Theology; Мейендорф, Введение; Карташев; Болотов; Флоровский, Восточные отцы V-VIII вв.; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Vasiliev; Лосский В.Н. Догматическое богословие // Богословские труды. М., 1972.

1.Предыдущая глава была посвящена внешним событиям царствования Ираклия. Наверное, он был одной из наиболее трагических фигур из всех византийских императоров. Боевой генерал, всю жизнь свою положивший на смертельную схватку с беспощадным врагом, угрожавшим самому существованию Империи, и ценой невероятного напряжения всех сил разгромивший его, к концу своих лет увидел, что дело всей его жизни пошло насмарку, что все его усилия оказались напрасными и что Империя обречена.

Еще более трагичными были результаты церковной политики императора. Теперь настал черед поговорить о ней.

Первую половину царствования Ираклия его армии боролись за внешнее, физическое сохранение вселенской Римской империи. Но император с патриархом также думали о внутреннем, церковном единстве, которое было под угрозой из-за раскола между халкидонцами и монофизитами. Это было важно, так как именно в тех районах, где проходило большинство сражений – Армения, Сирия, Египет, – также шел и бой за души христиан.

Предпринимая инициативу по примирению с монофизитами, Ираклий следовал примеру своих предшественников, пытавшихся добиться церковного единства на Востоке. Но его политика была построена не на простом уходе от проблемы, как сделал, например, император Зенон, опубликовавший свой "Энотикон". Скорее всего, Ираклий попытался продолжить развитие христологической мысли в том направлении, которое, как он думал, началось уже при Юстиниане, когда содержание халкидонского учения было выражено в кирилловском контексте.

Политика Юстиниана, как мы знаем, принесла некоторый успех: мы видели ранее, что из-за разделений внутри монофизитского лагеря некоторые лидеры сирийского монофизитства были готовы воссоединиться с Православной Церковью, в частности во время правления Юстина II и Тиверия. Да и сам патриарх Сергий был из яковитской сирийской семьи и мог считаться обращенным из монофизитства. Он был главным богословским советником императора, но, к сожалению, не обладал настоящим богословским умом и не понял подлинного смысла формулы, предложенной им в качестве базы для объединения. По формуле Сергия, так как две природы Христа соединяются в ипостасном единстве и так как это означает единство одного активного субъекта, можно говорить лишь об одной богочеловеческой энергии, или действии (мЯб иебндсйкз енЭсгейб). Так родился "моноэнергизм".

"Моноэнергизм" как формула единства обладал многими преимуществами. Главное из них – то, что на основе этой формулы могло произойти объединение двух сторон. Например, Севир Антиохийский, различавший (правда, только умственно) две природы Христа, подтверждал единство энергии и действия Христа. "Один Деятель (енесгюн), – писал он, – то есть воплощенное Слово, – одно действие (енЭсгейб), но дела (фб енесгзиЭнфб) различаются". Но ведь и V Вселенский Собор также признал, что во Христе не два конкретных существа, а одно, и две природы различаются лишь мысленно. Не было бы логичным признать, что во Христе лишь одна природа и одно действие? Если признать справедливой знаменитую формулу: "Одна природа Бога Слова воплощенная" (а она на Соборе 553 г. была признана имеющей право на существование), то и энергия может быть лишь одна. В аристотелевской логике и терминологии "энергия" всегда являлась конкретным явлением (манифестацией) любой природы.

Халкидонцы могли сослаться на некоторые признанные авторитеты (в особенности сирийские), которые высказывались в пользу "моноэнергизма". Уже повсеместно признанный к тому времени Псевдо-Дионисий Ареопагит говорил об одной "богочеловеческой энергии". Это же выражение использовали и несколько уважаемых халкидонских богословов VI в.

Более того, моноэнергизм создавал мост не только между православными и монофизитами: как это ни парадоксально, его принимали и многие несториане, встреченные в Персии Ираклием. Несториане всегда учили, что две природы и две ипостаси Христа объединялись одним действием (энергией) в едином "просопоне единения". Однако, к сожалению, эта формула имела сомнительную репутацию, так как ее использовал Аполлинарий.

Патриарх Сергий приступил к продвижению моноэнергизма не без колебаний. В 615-617 гг. он опросил о своей идее целый ряд епископов, как халкидонцев, так и монофизитов, и заручился согласием многих из них. Когда Ираклий в 622 г. проводил первую встречу с армянами в Феодосиополисе (Эрзеруме), Сергий попытался помочь ему, предложив монофизитскому богослову Павлу Кривому принять Халкидон на моноэнергитской основе. Хотя согласием Павла заручиться не удалось, этот инцидент и можно считать началом моноэнергизма. В 626 г., когда Ираклий был в Лазике (на Западном Кавказе), которая была полностью евангелизирована лишь во время Юстиниана (т.е. значительно позже эпохи св. Григория Просветителя и св. Нино Грузинской), местный митрополит Фазиса (совр. Поти) с восторгом принял моноэнергизм.

Постепенно моноэнергизм начал приносить плоды. До 633 г., когда св. Софроний, находившийся тогда в Александрии, высказал свое мнение по этому вопросу, против нововведения не прозвучало ни одного голоса. Даже великий св. Максим, будущий Исповедник, не дал прямого ответа на вопрос о его мнении: в письме своему корреспонденту игумену Пирру он лишь сослался на свою некомпетентность в этом вопросе и попросил того уточнить, что он имеет в виду под термином "энергия". Весьма важно, однако, что в завершение письма он подчеркнул: смысл богословских терминов куда важнее, чем сами слова.