Дворкин А.Л. - Очерки по истории Вселенской Православной Церкви

Св. Николай писал, что человек приобретает высший мистический опыт, участвуя в Евхаристии и других таинствах. Конечно, необходимо подготовить себя к принятию таинств покаянием и молитвой. Но человек не должен удаляться в пустыню и отрекаться от всего: он может оставаться в своем доме – Бог находится повсюду и придет к нам, если мы откроем Ему дверь своего сердца.

Мы можем достичь Господа, приняв участие в Божественной литургии, в которой повторяются события Его жизни, смерти и воскресения; и Он исполнит нас любовью – любовью к Богу и к Его творению. У св. Николая Кавасилы проскальзывает мнение, что отшельническая жизнь может привести человека к эгоцентризму. Истинная христоцентричная жизнь находится в мире, а не в бегстве от него.

Св. Николаю Кавасиле принадлежат книги " Моя жизнь во Христе" – размышления о трех главных таинствах Церкви (крещении, миропомазании и евхаристии), а также " Объяснение Божественной литургии". В последней св. Николай, следуя устоявшейся (с VIII в.) традиции, объясняет литургию как символическое воспроизведение жизни Христа. Более ранние комментаторы (например, Патриарх Герман в VIII в.) объясняли символически любую литургическую деталь. Кавасила отличается от своих предшественников тем, что не настаивает на детальном символическом объяснении литургии. Вместе со св. Григорием Паламой св. Николай Кавасила принадлежит к другой школе толкователей, для которых смысл литургии выходит далеко за рамки символического.

Помимо двух упомянутых книг, перу Кавасилы принадлежат несколько "Слов", или проповедей, посвященных различным святым и Богоматери. Следовательно, мы можем сделать вывод, что он был пострижен в чтецы, которым разрешалось проповедовать в церкви.

Писания св. Николая Кавасилы написаны чрезвычайно элегантным классическим греческим языком, но в то же самое время они дышат свежестью и простотой. По словам Геннадия Схолария, они являются "жемчужиной Церкви". Его влияние было весьма значительным: он нашел связь между мистикой и миром, между гуманизмом и Православным Преданием.

Лучшим учеником св. Николая Кавасилы был Симеон, архиепископ Солунский, скончавшийся в 1429 г. Симеон является автором полнейшего символического объяснения церковного здания. В полемике против латинян его отличает очень мирный и взвешенный тон. Хотя он твердо стоял против римских "нововведений", но стремился к подлинному взаимопониманию между сторонами. Симеон был активным и милосердным епископом, чрезвычайно любимым своей паствой. Когда он скончался – через шесть лет после того, как город был продан венецианцам, – его оплакивали не только греки и итальянцы, но даже и иудеи. Ту легкость, с которой турки захватили Салоники в следующем году, многие объясняли чувством отчаяния, овладевшим горожанами после смерти их любимого архиепископа.

Примечания

36. Вспомним знаменитые слова Джульетты в трагедии Шекспира: What's in a name? That which we call a rose, By any other name would smell as sweet… ("Что в имени? Ведь роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет…)

Литература: Papadakis; Previte-Orton; Runciman, The Fall of Constantinople; Runciman, The Great Church; Tierney, The Crisis of Church and State; Southern; Walker; Gill J. The Council of Florence. Cambridge, 1959; Head, The Imperial Twilight; Ostrogorsky, History of The Byzantine State; Vasiliev.

1.Вся вторая половина XIV в. прошла в постоянных переговорах об объединении Церквей. Многим в Византии было очевидно, что без помощи Запада Империи не выжить. Эти люди считали, что если такую помощь можно получить лишь ценой подчинения Православной Церкви Риму, то на это необходимо пойти, ибо альтернативой является только гибель. Так думал, например, Михаил Палеолог, подписавший Лионскую унию. Однако она была отвергнута народом. Но теперь положение стало куда более угрожающим. Уния стала нужна уже не чтобы откупиться от врагов-христиан, а чтобы заручиться поддержкой в борьбе против постоянно наступающих неверных.

Тем не менее лучшие люди в Церкви весьма обоснованно сомневались, стоят ли любые политические выгоды отказа от правой веры и вечного спасения. Но для интеллигентов-гуманистов высшей ценностью было эллинистическое культурное возрождение, естественно, немыслимое под турецкой властью. Ввиду этого никакая цена за спасение Константинополя не казалась им слишком дорогой.

Но они не были политическими реалистами. Тот бесконечный торг – уния за крестовый поход или крестовый поход за унию, – который императоры постоянно вели с папами, походил на разговор двух глухих. Папы ошибочно считали, что императоры располагают достаточной властью, чтобы заставить свою Церковь и свой народ принять унию. А императоры ошибочно считали, что папы располагают достаточной властью, чтобы заставить все западное христианство отправиться в крестовый поход на турок. Но к XIV в. эра крестовых походов ушла в невозвратное прошлое. Папы слишком долго и охотно пользовались этим инструментом, провозглашая крестовые походы против язычников на севере Европы, против еретиков на юге Франции, против своих политических врагов в Германской империи и, наконец, против врагов французских королей, под чьей властью они находились с 1309 г. Произошла девальвация понятия, и призывы пап к священной войне уже никто не воспринимал всерьез, тем более что европейские государства слишком глубоко были погружены в свои собственные проблемы, выяснения отношений и дрязги, чтобы обращать внимание на далекую восточную окраину. И наконец, для многих в Западной Европе греки были еще отвратительнее турок. Например, Петрарка писал: "Турки – враги, а греки – схизматики, и значит – хуже врагов".

Народ Византии однозначно выступал против унии. Реалисты видели, что она не только не разрешит всех проблем, но вызовет еще больший раскол. В 1437 г. из 167 епархий Константинопольского патриархата в границах Империи насчитывалось лишь 15. Единственным связующим звеном между ними оставался сам патриархат. Было очевидно, что если он подпишет унию с Римом, епархии просто откажутся ему повиноваться. Да и турки, под чьей властью находилась большая часть епархий, немедленно запретят им общение с имперской столицей. А как отнесутся к унии остальные патриархи или громадная Русская Церковь?

Опыт показывал, что турки на завоеванных территориях хотя бы проявляли минимальную терпимость и позволяли Православной Церкви существовать, в то время как латиняне начинали свое правление с попыток искоренения Православия. Таким образом, реалисты считали, что лучше предаться неизбежному и подчиниться телом неверным, сохранив при этом свою веру, чем отдать свою душу латинянам. Более того, даже само единство греческой нации и православной веры было бы легче сохранить народу, объединенному под господством мусульман, нежели его небольшой части, присоединенной к окраине Западного мира. Фраза, приписываемая последнему премьер-министру Византии Луке Нотарасу, "Лучше чалма султана, чем тиара кардинала", на самом деле не была такой шокирующей, какой казалась сначала.