Олег Верещагин - Про тех, кто в пути

Я наблюдал за воротами минут десять. За это время часовые ни разу не пошевелились. Я ещё раз разгневался на свою судьбу: ну что ей стоило доставить меня за колючку?! Страха не было — так, лёгкий мандраж.

Скрываясь за кустами, я отыскал речушку — кстати, в этом времени она была шире и быстрей — и, не расставаясь ни с чем из снаряжения, вошёл в воду.

Немцы были не дураки. А может, это ещё до них сделали — но так или иначе, втекавшую на территорию аэродрома речку они тоже перегородили. Правда не колючкой, а обычной сеткой.

Мне и так плыть было нелегко, так что я почти с облегчением нырнул — и обнаружил то, на что надеялся: сетка уходила под воду на полметра. Может, чтобы рыбу не задерживать. Не знаю. Но вынырнул я уже на аэродроме.

Сперва мне это показалось глупым. Любой же так может. Но потом я подумал (бредя вдоль берега и то и дело прислушиваясь), что особой глупости тут нет. Большой отряд таким путём незаметно не проберётся, нечего и думать.

А один отчаянный диверсант — что он, будет бегать по взлётным полосам и крепить к самолётам мины?

Да и не было тут на взлётных полосах никаких самолётов, стояли они по ангарам, а какие были — возле тех суетились люди. Кстати, о светомаскировке тут тоже особо не думали. Наверное, аэродром считался глубоким тылом.

В этот именно момент, когда я рассматривал самолёты, меня начал беспокоить медальон. Совершенно определённо беспокоить: он потяжелел, да ещё как — я приглушённо охнул и встал на четвереньки.

Испугался, что цепочка перережет мне шею... но медальон стал легче — и снова налился тяжестью, едва я попытался двинуться дальше.

Он хотел, чтобы я остался на этом месте. Это было точно.

Я огляделся. Место было ничего себе — густые кусты, сыро, полно комарья. Я сквозь зубы процедил парочку ругательств, сел, привалился к самому плотному сплетению кустов, постарался оставить на воле как можно меньше незащищённого тела — и приготовился ждать чего-то неизвестного.

И уснул. Просто уснул...

...Разбудил меня сырой холод.

Всё вокруг было покрыто росой, включая меня самого. Неподалёку свистели и завывали винты. Журчала вода в речке. Двигаться казалось страшно: я понимал, что, во-первых, моментально промокну насквозь, а, во-вторых — куда я тут пойду при свете дня-то?! Может, надо ждать следующего вечера?

Пока я это обдумывал, тихонько дрожа от холода и не двигаясь с места, неподалёку прошли двое. Я чуть повернул голову: через ветви были видны неясные человеческие фигуры, они остановились сов-сем рядом. Мужской густой голос, старавшийся казаться тихим, спросил:

— Нету никого?

— Тут никогда никого не бывает, — ответил ему мальчишеский, ломающийся такой. — Можно говорить...

— Давай. Что там с этими чёрными?

— В общем, я разговор слышал. Говорили этот мордатый, который в гражданском ходит — и отец Мартина... ну, того фриценёнка. Что я слушаю — не знали, точно.

— Ну-ну?

— Да странный был разговор... — мальчишка вроде бы замялся. — Мордатый говорит: два самолёта будут стоять в ангаре N 31. Полковник ему: у нас всего тридцать ангаров. А тот: а это не ваша забота, да так высокомерно отвечает, не ваша забота, я вас туда отвезу, когда будет надо.

Полковник, я думал, ему в морду даст. Нет, только вроде так засмеялся нехорошо и спрашивает: ну и что? А мордатый ему: будут четыре бомбы. Особые, называются «Серебряный кулак». Их надо будет положить по две с краёв цели. И всё, мол. Полковник тогда: а если что-то...

Но тот ему и договорить не дал, перебил: будет и запасной самолёт, и запасные бомбы, а вы постарайтесь найти надёжного человека, запасного лётчика. И они вышли.

— Да, странноватый разговор... — задумчиво подтвердил мужчина. — Я так думаю, уж не с тем ли самым они чего химичат? А, Толь?

Я обомлел. Мой дед! В пяти шагах от меня стоял мой дед! Ай да медальон! Уж не знаю, кто его делал, но он сработал точно! Ангар номер 31 — наверное, непростой, но Колька должен найти.

По две бомбы с краёв цели — наверное, с краёв того самого прохода на берегу пруда, ребята из «команды очистки» верно решили, вот только обычной взрывчаткой там, похоже, ничего не сделаешь...

И тут я окаменел от одной-единственной мысли. От мысли, которая перечёркивала собой всю ту лёгкость, с которой я получил нужные сведения. И так, окаменевший, провалился совершенно против своей воли — ещё куда-то.

Нет, я не испугался и даже не удивился — уже привык к этим закидонам. Хотя, признаться, в помещении я оказывался впервые — и не слишком приятным было это помещение.

Коридор — узкий, но высокий, до такой степени высокий, что потолок капитально тонул во тьме — освещали два ряда стоящих вдоль гладких, почти зеркальных стен чёрного камня ламп: стоящих в пяти шагах друг от друга чаш на витых ножках.

В чашах пылал огонь. Сильный, я ощущал отчётливый жар. И вот, пока я осматривался, откуда-то из этого коридора прикатился голос — громкий, но приятный и вполне вежливый:

— Проходи, проходи, не стой.

Я пошёл. Достав пистолет — один. Я шёл, и звук моих шагов подпрыгивал к потолку чёрным мячиком. А слева и справа мне чудилось движение, я несколько раз резко оборачивался — чтобы убедиться, что это идут нога в ногу со мной мои отражения.

Мне вспомнилась та зеркальная каморка, где мне чинили кроссовку. Нет, не то. Там было скорей интересно. А тут...

Коридор кончился. И я увидел хозяина этих мест.

Если честно, он соответствовал своему голосу, и это было удивительно. Внутренне я настроился на то, что увижу монстра, чудовище — что угодно. Но в небольшой квадратной комнатке за столом сидел в кресле мужчина лет 30, крепкий, плечистый, вроде бы даже в форме, хотя я не мог понять, в какой.

Лицо его — худощавое, волевое — украшали короткие усы и шрам (именно так — тоже украшал!) над левым глазом.

— Садись, — указал он ладонью на кресло перед собой. — Садись, не бойся.

«Я и не боюсь», — хотел сказать я. Но не стал врать. Вот именно сейчас я и начал бояться. И, перед тем, как сесть, отодвинул кресло в сторону.

Мужчина засмеялся, махнул рукой. На столе стояли тарелки — с картофельным пюре, отбивными, салатом. Стоял высокий графин и длинный стакан. Только что ничего этого не было — а теперь всё стояло. Та-ак...

— Спасибо, — поблагодарил я, убирая пистолет в кобуру. — Я не голоден, — есть мне очень хотелось.

— Это не отрава, — добродушно ответил он. — Незачем травить того, с кем хочешь говорить.

А как потяжелел на моей шее медальон... Потяжелел — и заледенел...

— Ну что ж, ещё раз спасибо... — я коснулся кувшина. — Вино? — хозяин кивнул. — Я не пью спиртного.

— Пожалуйста, — он шевельнул пальцами. — Кока-кола.

Да, там была кока-кола.

— А потом в желудке у меня всё это превратится в цемент? Когда мы не договоримся? — уточнил я.