Владимир Контровский - Томагавки кардинала

Двенадцатилетняя война закончилась.

1789 год

— Свободный народ Объединённых Штатов! Вы завоевали свою независимость, и вы теперь вправе пожинать плоды своих трудов! Мы будем жить в новой, подлинно свободной стране, где не будет ни королей, ни аристократии, ни какого-либо привилегированного класса вообще! В нашей республике вы сами будете избирать себе руководителей — и не навсегда, а на строго определённый краткий срок, чтобы избранный вами президент не смог превратиться в тирана. Не вы для республики, а республика для вас, и если тот, кому вы доверили управлять, будет плохо это делать, вы вправе сказать ему: «Уйди, мы тебя больше не хотим!». Это я говорю вам как законно избранный президент — первый президент нашей страны.

Центральная площадь Филадельфии и прилегающие к ней улицы были запружены народом — Шамплен видел белые пятна лиц на фоне моря одежд, самых разнообразных, от мундиров солдат и курток фермеров до камзолов негоциантов, сюртуков землевладельцев и сутан священников.

— Принятая нами Конституция обеспечит кооперацию всех штатов нашей федерации — e pluribus unum, единое из многого; гарантирует справедливость и общественный порядок, обеспечит защиту от внешних врагов и процветание, защитит ваши свободы в настоящем и будущем. Это, и только это является целями нашей Конституции!

Огюст Шамплен слышал слитное дыхание тысяч людей и чувствовал на себе взгляды тысяч глаз. Он ощущал себя частью этой человеческой массы и, казалось, искреннее верил в то, что он говорил всем этим людям.

— В нашей республике будут строго соблюдаться права человека, дарованные ему от рождения: право на жизнь, свободу, здоровье и собственность! Вы завоевали свою свободу с оружием в руках, вы будете её защищать, и поэтому право хранить и носить оружие — это право любого гражданина Объединённых Штатов Америки. Живите, трудитесь и богатейте: перед вами огромная страна, принадлежащая вам — ваша страна!

Толпа разразилась ликующими криками, и Шамплен замолчал, переводя дыхание. «Мы шли к этому часу много лет» — думал он.

— Республика, тут двух мнений быть не может, — Шамплен обвёл взглядом лица всех членов «Конгресса борцов за свободу», — но какая? Человечество накопило большой опыт демократического правления — вспомним хотя бы Элладу и Рим. Монархия — это неизбежно тирания, наша страна будет процветать, только будучи республикой.

— Выборность всех органов исполнительной, законодательной и судебной власти на определённый срок, — начал Тома Жефри.

— В Конституции должны быть просто и ясно прописаны первичные права человека, — предложил Жан Адамо, — народу не нужны сложности. «Свобода, равенство, братство» — что может быть понятнее и привлекательнее?

— И собственность, — добавил Легран.

— Несомненно, — согласился Сэмуэль Адамо под одобрительные кивки, — это основа основ.

Отец Бюжо слушал, чуть прикрыв глаза, — очень внимательно слушал.

— Наша Конституция и наше государство создаются в уникальных условиях, — сказал он. — Нам нельзя копировать античные демократии. Более того, я настаиваю, чтобы само это слово — демократия — не было упомянуто в тексте Конституции. В дальнейшем это позволит избежать некоторых… недоразумений.

— А зачем нам копировать Грецию или Рим? Здесь, на американском континенте, есть превосходный образчик народного управления, причём федеративного, в отличие от тех же греческих полисов.

— Что вы имеете в виду, Огюст?

— Ирокезов, господа. Лига Шести племён — вот пример государственного устройства, доказавшего свою эффективность. Выборность вождей, коллегиальность принятия решений, соблюдение интересов каждого племени, входящего в союз, и всей федерации в целом — это ведь те же наши Объединённые Штаты! Зачем что-то изобретать, когда это уже сделано?

— Но ведь ирокезы, — возразил младший Адамо, — дикари! Они…

— Эти дикари, — перебил его Шамплен, — подмяли под себя множество племён, и они помогли нам победить. Их называют «римлянами лесов» не только за их воинственность и отвагу, но и за весьма совершенную форму правления, похожую на древнеримскую, — ни у одного другого племени индейцев нет ничего подобного. Я хорошо знаю народ ходеносауни.

— Прямые выборы хороши, пока численность населения не превышает определённого предела. Не вы один внимательно изучали ирокезов, Шамплен, — в голосе Бюжо мелькнул еле заметный сарказм, — я тоже этим занимался. Я знаю и об их нравах, и о Мировом Дереве, и о пророке Деганвида, и о Гайавате. Сами ирокезы признают, что их выборная система даёт сбои, когда избирателей слишком много. Система выборов должна быть многоступенчатой: народ выбирает выборщиков — людей, которым он доверяет, — а уже выборщики избирают президента.

— При прямых выборах, — Жефри нервным движение поправил волосы, — когда органы управления будут избираться непосредственно народом, большинство голосов будет принадлежать не просвещённому населению, а массам, что повредит демократии! Это будет уже охлократия, господа!

— А кого вы подразумеваете под «просвещённым населением»? — поинтересовался «духовный отец» Бюжо. — Вы предлагает совместить выборы с экзаменами по латыни?

— Не стоит придираться к словам, почтенный отец, — Мишель Легран улыбнулся, — думаю, не ошибусь, если скажу, что мерилом ценности и просвещённости человека служит его благосостояние: если человек ленив или глуп, он беден, значит… Богатство угодно Богу, не так ли?

— Да, Мишель, — поддержал Леграна сконфузившийся было Жефри, — именно это я и хотел сказать. В конце концов, в Древней Греции так и было: право голоса имели только имущие граждане!

— Я так и думал, мой дорогой Тома, — безмятежно заметил Бюжо, вновь прикрывая глаза. — Неточность и широкий смысл слов — опасная штука… Вот поэтому я и предлагаю не упоминать в тексте Конституции слово «демократия»: оно может быть неправильно понято.

— Французские мыслители считают, что все люди равны, — сказал Самуэль, — что мы будем делать с неграми? Давайте называть вещи своими именами: работорговля — это очень большой источник доходов, и всё хозяйство Луизиан и Пэи-де-Фам держится на рабстве.

— Давайте оставим это грядущим поколениям, — предложил Жефри, — нельзя же всё сразу…

— А как быть с равноправием женщин? — осведомился Жан Адамо. — У столь высоко почитаемых Шампленом ирокезов матриархат — его мы тоже возьмём за основу?

— Ну уж нет! — возмутился Жефри. — Женщине самой природой, самой её пассивной ролью в любовном акте отведено определённое место. Политика и война — дело мужчин.

«Понятно, почему ты так красноречив, — с иронией подумал Огюст, — твоя рабыня-квартеронка Салли исправно рожает тебе детей, которых ты столь же исправно записываешь, но признавать не спешишь. Отсюда и твоё отношение к рабам и женщинам, пылкий Тома».