Владимир Контровский - Томагавки кардинала

Эта вторая бумага по содержанию напоминала акт о безоговорочной капитуляции. Войскам Северного военного округа предписывалось «содействовать частям ограниченного миротворческого контингента в подтверждение доброй воли, проявленной правительством Новой России, и во избежание повторения инцидентов, поставивших мир на грань гибели». Группы «международных наблюдателей» (со своей вооружённой охраной!) допускались на военно-морские базы, в районы дислокации ракетных войск и авиации дальнего действия, в хранилища ядерного оружия, вырубленные взрывчаткой в холодном граните северных скал. Флоту, в особенности атомным субмаринам, приказывалось стать на прикол «до прояснения ситуации, чтобы не обострять предельно накалённую международную обстановку». А для подслащения пилюли сообщалось, что весь личный состав флота вместе с семьями будет обеспечен командованием миротворцев всеми видами довольствия — мол, не волнуйтесь, вас и накормят, и оденут, и обуют, только не делайте глупостей, ладно?

«Обуют, — с нарастающей яростью подумал адмирал, — они нас уже обули, по самые невыразимые. Давно ли казалось невозможным появление военных кораблей франглов на рейде Севастополя, города русской славы, а теперь они вот-вот войдут в Кольский залив. Эх, ребята, не туда вы свою ракету нацеливали…». Адмирал знал, что будет дальше: его корабли будут захвачены франглами — точно так же, как были захвачены тевтонами боевые корабли французов и англичан в Тулоне и Портсмуте. Открытое неповиновение центру безнадёжно: ему не на кого опереться, штаб флота так и кишит непонятно чьими людьми, и мятежный командующий очень быстро получит пулю в спину — ставки в этой грязной игре уж больно высокие. Да и не может он, русский адмирал, начать свою собственную атомную войну — пусть даже с самыми благими намерениями…

Немного подумав, Иванов достал чистый лист бумаги и набросал на нём несколько строк — адмирал не сомневался, что стены его кабинета нашпигованы «жучками». Потом он нажал кнопку вызова, и на пороге возник офицер-порученец, молодой капитан-лейтенант, чем-то похожий на офицеров императорского флота, которого не было уже восемьдесят пять лет.

— Отправляйся в Ягельную, — приказал командующий, — на «Рюрик». Пусть ждут моего приезда. Будем выполнять приказ Москвы.

С этим словами он встал и подал офицеру листок — так, чтобы тот смог его прочесть.

Командиру АПРКСН «Рюрик»

Приказываю.

Быть готовым к немедленному выходу в море — в полном боевом.

Моим именем известить командиров всех «аскольдов» — это касается и их тоже.

Порученец молча сложил записку и сунул её в карман кителя. Потом поднял глаза и встретился взглядом с адмиралом. «Не подведи, сынок, — яснее ясного читалось во взгляде старого воеводы, — не меня: Россию».

Механизированные колонны франглов шли по дорогам России с большой опаской, в любую минуту готовые принять бой. Но боёв не было: повторялась история Франции 1940 года, когда страна, ещё имевшая достаточно возможностей для продолжения сопротивления, сложила оружие, подчинившись приказу своего правительства, наполовину растерявшегося, наполовину ставшего на путь предательства. Франглы вели себя очень осторожно, строго соблюдая положения межправительственной договорённости и не претендуя на большее — пока. Главное — вырвать у русского медведя зубы и притупить когти, а насчёт того, чтобы водить его на цепочке по ярмаркам на потеху толпе, приручив лаской да таской, — это потом. И бравые наёмники Карфагена старательно улыбались туземцам, демонстрируя дружеские намерения. Их не встречали цветами, но это не очень расстраивало американских генералов: главное — чтобы не встречали гранатомётами.

Случилось невероятное: в Москву вошли с оружием в руках солдаты чужой страны — такого столица России не знала без малого двести лет. И неважно, что солдат этих было не так много, и что официально они именовались не оккупантами, а миротворцами — убийство тоже можно назвать «освобождением от жизни». До самого последнего момента многие не верили, что такое вообще возможно — наяву, а не в кошмарном сне: точно так же, как даже в девяносто первом никто не верил, что очень скоро перестанет существовать могучая держава под названием Вечевой Союз.

Миротворцы, взяв под контроль ядерный арсенал России и дёргая за ниточки, на которых плясали декоративные клоуны Временного Совета, блюли политкорректность. «Не лезьте под юбки местным девушкам, если они против, — внушали дюжие сержанты солдатам, пускавшим слюни на молодых славянок, — можете остаться без яиц! А если невтерпёж — тут хватает шлюх, которые всего за сотню талеров распахнут ноги настежь. Поняли, парни? А кто не понял, тому я могу разъяснить подоходчивее». И разъясняли — по всем российским каналам транслировали в синхронном переводе на русский открытый судебный процесс над тремя военнослужащими армии ОША, изнасиловавшими шестнадцатилетнюю саратовскую девчонку. Мессиры хорошо знали историю России и очень не хотели партизанской войны…

И всё-таки хаос нарастал: распад России (подобно распаду Вечевого Союза) породил множество конфликтов. Положение усугублялось «исламским натиском»: Новый Халифат, разъярённый потерей авианосца, спешил прибрать к рукам мусульманские окраины России. На юге шла настоящая война: в отношениях с «неверными» исламисты не заморачивались какой-то там политкорректностью. Закрепившись на Украине, правители которой наконец-то с облегчением перевели дух за частоколом иноземных штыков, франглы избегали прямого столкновения с «новыми бедуинами», стремясь попрочнее обосноваться на контролируемой миротворцами территории «Протектората Русь». Всю тяжесть новой кровавой смуты тащила на себе Донская республика, провозгласившая независимость: казаки отчаянно резались и с моджахедами, и с бандами мародёров, и с попавшимися под горячую руку миротворцами, сунувшимися туда, куда не просят.

Но в Белоруссии заокеанские освободители пустили в ход силу: маленькая лесная страна давно была у них бельмом на глазу. Что там творилось, мало кто знал: независимые источники информации о происходящем заботливо блокировались в лучших тоталитарных традициях. Исход неравной борьбы был очевиден: сопротивление белорусской армии было сломлено, и бронеходы с белыми звёздами появились на улицах Минска. Однако генерал Ориньи, командовавший «миротворческой» операцией «Пасифик», не был удостоен высоких наград: в Белоруссии оставались леса, а в лесах — люди, не бросившие оружие. Они дрались и умирали в бою, как умирали когда-то на берегах Онтарио воины народа ходеносауни…