Валерий Белоусов - Горсть песка-12

Внезапно человек насторожился, поднял винтовку…и медленно её опустил…

Хрипло засмеялся…смех сменился надсадным кашлем…

«Ну…здравствуй, Менжинский…я рад, что ты жив…»

Володя: «Ну не то, чтобы жив…но я рад, что жив ты, гражданин начальник»

Лерман: «А-а…да ведь тебя же убили…у Тереспольских ворот?»

Володя, кивая головой: «Убили…и у Тереспольских….и у Бригидских…и у ДНС?5…ну и что…подумаешь, велика важность…убили…Мне ещё рано. Я ещё не все долги раздал. Такие долги — которые не отдать никак нельзя…»

Лерман: «А ты их… продолжаешь…»

Володя, устало: «Чисто символически…»

И показывает символ — заткнутую за пояс ручку от швабры…

Володя: «Ну, я пошёл…ты, начальник, береги себя…и вот чего — иди к Восточному форту — там, говорят, Прапорщик ещё воюет…»

Лерман: «Кныш, что ли?»

Володя: «Да вроде он…или не он? Знаю, что в погонах…ну, прощай…»

И Лерман пожимает его ладонь…холодную, как лёд…

«Утомлённое солнце

Нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась-

Что нет любви…»

Семятиче. Брестский укрепрайон. Позиции 18 отдельного артиллерийско-пулемётного батальона.

За прошедшие месяцы на берегу Буга выросло по- немецки аккуратное кладбище — на кресты, под рогатыми шлемами образца 1916 года, пошла целая берёзовая рощица…

Чудесное кладбище- ухоженное, чистенькое, с аллейками, все могилки — по рядкам, чинно и благолепно…

А чуть подале- источник, откуда на кладбище поступают новые и новые постояльцы…Дот «Оксана» Брестского УРа…

Расстрелянные в упор амбразуры…кости арматуры в ранах бетонного массива…ДОТ похож на героический крейсер, выдержавший неравный бой с вражеской эскадрой…

И продолжал бы бой- но не бездонны запасы снарядов и патронов…и ДОТ умирает…

На крыше ДОТа — громко-говорящая установка.

«Руссище золдатен! Ви есть храбро сражаться. Немецки официр уважать храбро сражаться! Ви есть убифайт свой командир унд комиссар, и здавайсь в плен. Тогда ви будете возвращайт свой семья и получайт много-много мягки белый булька! А если ви не здавайс, ви есть будете уничтожен…»

В нижнем этаже ДОТа — этот металлический голос прекрасно слышен…

Здесь- трое последних защитников. Старшина Лукашенко, и двое бойцов…

Лукашенко, с лохмами обгорелой кожи на когда-то бритой наголо голове, почерневший, худой, только глаза неистово горят: «Ну, хлопцы, я ведь никого не дАржу…можете идти…»

Боец: «Эх, Батько, да куда же мы…вместе жили, вместе служили, вместе воевали…вместе и помрём…»

Лукашенко: «Ты ведь, Сидоров, русский? А ты, Остапчук, украинец? А я- беларус…Собрались мы тут всей славянской семьёй…Так может, хоть спАём напоследок?»

И они — запели:

Сапёры из дивизии СС «Нордланд»- граждане объединённой Европы- закладывали на крыше ДОТа полуторатонный заряд взрывчатки…

В небесах — тоже звучала совершенно не профессионально исполняемая песня…

Ну, конечно, не всё так трагично….Хотя бы пожара на борту не было, и то хорошо. Однако черырёхмоторный Handley Page «Halifax» действительно летел из последних сил…

Ну что это такое…вооружение — пулемёты Браунинга, 7.7 — мм, против пушек немецких перехватчиков. Хоть и восемь стволов на борту (из них четыре в задней башне) — да всё равно, из ста лягушек не сделать одного бульдога.

Кроме того в КВВС существовал странный обычай…перед вылетом командир экипажа бегал по лётному полю и хватал за рукав прохожих: «Эй, старина, не хочешь ли сегодня слетать со мной стрелком? Олл райт, виски за мной. Если возвратимся…» С предсказуемым результатом по эффективности боевого применения бортового оружия.

Вот и теперь бомбардировщик с гордым именем «Drunk pigeon «был зверски избит…из семи членов экипажа в живых осталось только трое…

Куда же летел одинокий британский «Галифакс»? В Смоленск, понятное дело…

А что? Дальности вполне хватало, чтобы поднявшись с зелёных холмов старой, доброй Англии, пролететь над старушкой Европой, по пути разгрузившись над Берлином…увы, всего лишь 4000 паундов, остальное забирал дополнительный бензобак, установленный в бомбовом отсеке…а потом дальше, на восток.

Сели у гостеприимных «Иванов», заправились — и в следующую ночь в обратный путь, на запад…Одно плечо — 1400 миль, по прямой, без маневрирования…

В эту ночь, впрочем, экипаж участвовал в нанесении удара по Южной Польше- району Аушвитц, по химзаводам, по производству синтетического горючего…Это куда полезнее, чем бомбить жилые кварталы немецких городов «по Бедекеру». Зато и цель прикрывалась куда как солиднее — и РЛС, и заградительный огонь, и «Юнкерс-88- Uhu»

И отважную стальную птицу эти «Совы» изрядно поклевали…

Чистокровный британец, Ivan Оdoevsky, с чувством допел куплет и внимательно посмотрел на штурмана-бомбардира: «Эй, старина, а не кажется ли Вам, что нам не мешало бы уточнить наше место?»

Другой чистокровный британец, Piotr Golitsin,с готовностью протянул ему планшет, показывая в середину дыры, с чёрной оторочкой из обгоревшего целлулоида: «Мы здесь, сэ-э-эр…»

«А если поточнее, друг мой?»

«Да в России мы, наверное…да точно, в России! Чувствуете, как трясёт? Ухабы, сэ-э-эр»

«Ну, раз мы дома…будем, потихоньку, снижаться…а то не дай Бог, свалимся в штопор…»

В этот момент крайний левый Бристоль-Геркулес окончательно помер, и продолжение полёта из категории проблематичного перешло в разряд невозможного…

Айвен отдал штурвал от себя, и машина медленно, опустив нос, в котором половина остекления была выбита, неторопливо, но неостановимо, как горная лавина, начала снижаться…

А за окнами пилотской кабины — серая муть, муть, муть…Неужели такая серая мгла будет тянуться до самой земли? Тогда и гробануться — как в паб сходить, легко…

Но к счастью, над самой землёй облако прояснилось, и Айвен выровнял машину над каким-то заросшим редким леском обширным полем…

«Держись, Питер! Держись, во имя….твою м-а-а-ать, мать, мать…»

«Бухая Голубка», оправдывая своё имя, запрыгала по «полю» блинчиком — а потом поползла на брюхе, гоня перед собой волну торфа, как мелиоративный бульдозер…

Когда машину перестало бросать и раскачивать, из задней башни вылез на плоскость третий чистопородный англичанин, Fiodor Obolensky… Сплюнув кровь из разбитой губы, он осмотрел окружающий пейзаж и с сомнением произнёс: «Боюсь, джентльмены, что это всё-таки не Смоленск…потому что я нигде не вижу моей дорогой miss Nastia… Айвен, чёрт меня подери со всеми моими потрохами, я ведь говорил Вам — та рюмка скотча была всё-таки лишней!»