Валерий Белоусов - Горсть песка-12

Мулдаходжаев и не беспокоился, потому как товарищу старшине- он крепко верил.

И когда в 6 часов утра на площадь ворвались фашисты- Мулдаходжаев залез в танк, закрыл изнутри люк и стал стрелять из пулемёта.

А когда кончились патроны- просто сидел, не реагируя ни на какие угрозы или посулы. И песни пел. Про себя, потому что вслух петь — стеснялся…голоса у него не было.

Но теперь — дело пахло керосином…причём в самом натуральном смысле этого слова…Побрякивая жестяными вёдрами, немцы аккуратно, по европейски обливали танк продуктом, извлеченным из красно-кирпичной будки с надписью «КеросинЪ».

Товарищ Мулдаходжаев только головой качал на такую бесхозяйственность- можно было бы просто соломы натаскать и дровец принести…Глупые люди эти немцы.

Немецкий унтер с лунной бляхой на широкой груди с удовольствием оглядел огромную керосиновую лужу, в которой стоял русский танк (так и не удалось его вскрыть- а надо уже дальше ехать, нах Минск), вынул из бумажной пачки сигаретку, картинно- ловко забросил ее в рот, сжав белыми, как сахар, зубами, демонстративно полез в карман за зажигалкой…

Группа полковника И.П. Веркова (два сабельных эскадрона, 4 танка БТ-7 и 6 бронемашин БА-10Б из 8-го имени Краснопресненского Райсовета рабоче-крестьянских и красноармейских депутатов полка — про стратегическую конницу не забыли?) пала как снег на тупые, наглые и самодовольные немецкие головы…

Ударив в тыл транспортной колонне, взвод танкистов лейтенанта М.И. Веденеева вихрем ворвался в местечко…А там немецкие танки, в количестве пяти штук на площади стоят…а немецкие танкисты в кружок собрались, намереваются зрелищем аутодафе развлечься…

Красные конники внесли приятное разнообразие в это мероприятие…Вот тут был и барабанный топот лихого галопа, и отчаянно-гневный, алый в последних лучах заходящего солнца высверк златоустовских клинков, и залихватский казачий разбойный свист, и славное конармейское: «Даёшь Ошмяны!!»

Так никто из немцев до своих панцеркрафтвагенов и не добрался!

Забавно, что в зубах откатившейся под танк головы унтера так и застряла сигаретка…

Красноармеец Мулдаходжаев своё освобождение воспринял совершенно спокойно — он ведь твёрдо знал, что за ним придут…не бросят одного…

Только обманул Мулдаходжаева товарищ старшина Зайцев. Сам он за ним — не пришёл.

Сгорел вместе с экипажем уже на другой окраине Ошмян, проскочив местечко насквозь…

Шибко горевал об этом нерусский солдат… или всё же русский?! (все имена героев и их подвиг- подлинные)

А теперь- в честь красных конников, в их честь…

По военной дороге

Шёл в борьбе и тревоге

Боевой восемнадцатый год.

Были сборы не долги,

От Кубани до Волги

Мы коней поднимали в поход.

Среди зноя и пыли

Мы с Будённым ходили

На «рысях» на большие дела.

По курганам горбатым,

По речным перекатам

Наша громкая слава прошла.

На Дону и в Замостье

Тлеют белые кости,

Над костями шумят ветерки.

Помнят псы-атаманы,

Помнят польские паны

Конармейские наши клинки.

Если в край наш спокойный

Хлынут новые войны

Проливным пулемётным дождём,

По дорогам знакомым

За любимым Наркомом

Мы коней боевых поведём!

Двадцать два часа тридцать девять минут. Дорога Каменец- Пружаны.

Солнце окончательно село, и сумерки, выползавшие из болотистой, лесной глуши, быстро сгущались среди нависающими над дорогой лапами елей…

Впрочем, их эффектно подсвечивали горящие чуть поодаль «штуги» — самоходные штурмовые орудия, в штатном количестве всей батареи, где проходил свою нелёгкую службу разговорчивый и очень откровенный антифашист Ангель Меркель…

Русская народная пословица гласит: «Сделал дело, вымой тело!», то есть нет, «ковыляй потихонечку, а меня ты забудь…», то есть…Ну вы поняли…

После расстрела батареи, угодившей под пушку «Клима Ворошилова- Беспощадного Красного Пролетария» (говно вопрос- сначала заднюю, чтобы не убежали, потом переднюю — чтобы не наглели, а потом Иван Иваныч продемонстрировал свою лихость, как на родном арт-полигоне…) надо было делать ноги…

А вот с ногами…

«Ну что, товарищ Солдатенко?» — с надеждой спросил Фалангер.

«Порядок, товарищ командир. Полный и окончательный. Трансмиссии каюк. Видите- сталь выкрошилась…»

Да, именно так. Не очень-то сейчас на славном Кировском умели проводить глубокую термообработку ответственных деталей…Сталь правильно отпускать — это тебе не Зимний Дворец штурмом брать…Тут напор и натиск мало значат. Тут культура производства- важнее…

Да где же ей набраться, культуре? Где те старые, довоенные (то есть до 14-того года) пролетарии? Которые на Путиловский Завод ходили в белых рубашках с галстуками, тонкое дело своё понимали годами, начиная вихрастым подростком с метлы уборщика стружки…

Кто погиб в Моонзунде за Веру, Царя и Отечество, кто — под Самарой за Интернационал, кого настигла пуля кулацкого обреза, пущенная в спину двадцатипятитысячнику…

А комсомольская молодёжь производство пока ещё ОСВАИВАЛО…

И поэтому дело было….

«Хуёво» — сказал Вася Костоглодов.

И экипаж с немым изумлением воззрился на него….

«Вася…Ты…ГОВОРИШЬ?» — пролепетал Додик.

«Да»

«А что же ты, мать, мать, мать, молчал всё это время?!! Отчего не говорил?!» — взвился Солдатенко

«Не хотел. Нужды не было» — солидно ответствовал Вася…

Двадцать два часа сорок минут. КулИково поле.

«Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробней…»

«Да что тут, товарищ генерал…Моя в 15-том полку связи мал-мало служу, в телеграфной роте…Призывался ещё когда- моя в Анадыре товарищу военкому шибко говорил- в погранвойска хочу, однако!

Разнарядки нет, говорит…пришлось научиться столбы ставить…Фашисты когда напали- мы всё столбы ставили, ставили — шибко много ставили…потом их все выкапывали, потом в Минск, в расположение пошли мало-мало.

Пока шли- моя винтовка нашёл. Лежит на земле, однако! Шибко не порядок…Себе её взял, потому как народное имущество! Глупый люди! Тебе не нужно- зачем тогда винтовка земля бросай? Винтовка три песца стоит. Шибко кто-то дурак, совсем как лоча! Не нужно тебе — тогда в колхоз отдавай.

Потом нас товарища Ворошилов мало-мало встречал, слова разные говорил, ши-и-и-бко ругайся, я почти всё понимай…

Зачем его зря ругайся? Чукча умный люди.

Просто скажи- давай в Минск зря не ходи, давай тут помирай. Етти! Какой мне радость туда-сюда напрасно броди, зря ноги мучай? Тут так тут.

Потом пушки стреляй, шибко-шибко. Моя даже испугайся, что моя оглох.

Потом самолётка до-о-олго летай, бомбы бросай…Моя товарища сержанта говори- моя можно самолётка стрели? Товарища сержанта не разрешай, потому что моя не попадай…Потом товарища сержанта мал-мало помирай.