Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке

— А оружие то где?

— Так это… В избе осталось. — Понурили они головы.

— Распестяи… Вот из-за таких как вы — немцы до Москвы дошли! — Лейтенант зло сощурил глаза. — Сметанин! Налей им кипятку!

Сметанин, длинный и тощий как жердина, молча козырнул лейтенанту.

— Товарищ лейтенант, а покушать у вас ничего нет? А то мы уже сутки не жрамши! — взмолился Захар.

— Слышь, боец… У меня раненые уже неделю не жрамши — перекривился лейтенант.

— Товарищ лейтенант, — тихо сказал Сметанин, скинувший капюшон маскхалата и внезапно оказавшийся рыжим — Они там змею поймали и забили.

— Молодцы… Змею сварить. Бульон и мясо тяжелораненым. Передай старшине. Сам обратно в дозор.

Сметанин непроизвольно сглотнул, но, справившись с собой, опять кивнул и побрел в лес, держа винтовку как ребенка — прижав к груди. По пути он о чем-то перемолвился с лежащим возле костра мужиком.

— К костру идите. Позже вызову — сказал лейтенант. Похоже, каждое слово давалось ему с трудом.

Ребята пошли к костру и не заметили, как командир с облегчением откинулся на землю.

— Товарищ старшина, нас к вам прислали.

Тот молча, не вставая, кивнул на котел с медленно кипящей водой и кружки.

Они осторожно зачерпнули крутого кипятка и сели рядом.

— Товарищ старшина, а что за часть у вас?

Тот приоткрыл водянистые глаза:

— Первая мобильная воздушно-десантная бригада. — Почти по слогам, еле слышно прошептал он.

Парни переглянулись. Еще бы! Именно этот лагерь они и искали! Тогда не нашли, нашли сейчас. Тощих, обессиленных, больных, но все еще ждущих самолетов с Большой земли.

А ведь самолетов то больше не будет… Командир рассказывал, что последний У-2 садился тут где-то в средине апреля сорок второго. А сегодня?

— Слышь, старшина? А сегодня какое число?

— Двадцать восьмое. — Не открывая глаза и не поднимаясь, ответил тот.

— А самолет когда был последний?

— Пятнадцатого.

— Так вы чего, уже две недели не ели ничего?

Старшина открыл глаза.

— Раненые неделю. Здоровые — три. Как мясо лошадиное протухло так и не ели.

Парни потрясенно замолчали.

— Мешки сейчас вещевые вывариваем. У кого сахар просыпался, у кого сало пятно оставило. Хорошо хоть гранаты перестали есть…

— Гранаты?? Как это?

— Так тринитротолуол-то сладкий на вкус. Некоторые несознательные ели. А потом помирали от отравления.

Старшина смолчал. Он не стал рассказывать, как самолично расстрелял бойца, сошедшего с ума и срезавшего с бедра убитого друга куски мяса…

— Товарищ старшина, а товарищ старшина! — осторожно позвал лежащего Виталик. — Нам бы это… К товарищу лейтенанту…

— Идите. — Шепнул тот в ответ и повернулся на бок.

Они встали и оглядели лагерь. Нигде не было ни одного движения. Только изредка — то справа, то слева — раздавались стоны.

И этот чертов запах смерти и разложения…

Лейтенант лежал, свернувшись калачиком.

— Товарищ командир! — потряс его за плечо Виталик.

Тот внезапно зашипел от боли.

— Не трогай, боец!

— Извините, товарищ лейтенант! — отдернул тот руку. — Ранены?

— Нет. Дистрофия у меня. Мышцы распадаются. Больно. И синяки потом… Чего хотели?

— Извините, товарищ…

— Чего хотели, говорю? — снова в его голосе лязгнул металл.

— Товарищ лейтенант! Мы, это… — Замялся Захар, не зная как сказать. А потом собрался с духом и выпалил. — Самолетов больше не будет.

Тот приоткрыл глаза. Голубого цвета, оказалось. Потом помолчал и тихонечко сказал:

— Не ори. Сам знаю. Ушли наши на прорыв. Неделю назад. Кто мог. Мы остались. Бой был. Слышно было. А потом тишина. Значит, легли, раз самолетов за нами нет.

На этот раз замолчали ребята, зная из прошлой памяти, что часть десантников вышла. Около трехсот человек. А часть раненых и ослабленных осталась где-то в болотах Демянского котла. У лесного аэродрома. Навсегда. Почему их не эвакуировали — осталось загадкой.

— Так ведь погибнете же вы здесь! — не удержался Захар.

— Мы знаем. — Спокойно ответил командир, смотря в небо широко распахнутыми голубыми глазами. — Ну и что? Значит так надо. Еще бы немца хоть одного…

И лейтенант снова прикрыл глаза.

И тут на поляне что-то хлопнуло. Раз, два, три!

Ребята аж подпрыгнули от неожиданности. А над шалашиками поднялись невысокие султанчики взрывов.

Лейтенант приподнялся и хрипло каркнул:

— Бригада в ружье! Немцы! — А потом тихо добавил — Опять, сволочи, минами шмалять начали!

Из шалашей, ровно призраки, стали выползать страшные — с черными, помороженными еще в марте лицами, перебинтованные грязными тряпками, но державшие в костлявых руках оружие — десантники.

Уже пропавшие без вести, но все еще ведущие свой последний бой.

— А вы бойцы вот что… Приказывать не могу. Прошу. Доберитесь до наших. Скажите, что мы еще тут.

Хлопнуло еще несколько раз. Совсем близко. Так что окатило землей.

— Товарищ лейтенант, нам бы оружие какое-нибудь…

— Оружие? Винтовки в куче у болота. Если старшина еще не побросал в воду… Патронов только нет. Держите обойму. — Он достал костлявой рукой из кармана штанов пять патронов, также не глядя на них. — От кучи потом по берегу метров сто пройдете. Там слеги выломайте и по тропе вглубь шагайте. Она вешками отмечена. Осторожно только. Местами по грудь должно быть. Давайте, ребятки.

Потом он отвернулся от них и попытался перекричать хлопки немецких ротных минометов.

— Бригада! На позиции!

Его не было слышно, но десантники знали свое дело сами. Они последними силами, цепляя костями землю, ползли к краю леса.

А Виталик и Захар, пригибаясь при каждом и близком, и далеком разрыве помчались в ту сторону, на которую показал умирающий лейтенант.

Им повезло, старшина не смог дотащиться до винтовок.

Схватив одну, они помчались вдоль болота к тропе.

Пробежав около ста метров, они заметили торчащие из болотной жижи палки.

Не раздумывая, зашагали вглубь, проверяя каждый шаг наскоро выдранными березками.

А за спиной разгорался бой.

Ни лейтенант, ни старшина, никто из десантников не знал, что это последний их бой. Что через два часа немцы, закидав поляну минами, начнут осторожное прочесывание, достреливая раненых и обессилевших.

А лейтенант застрелится, потому что стрелять на звук не умел, а глаза его уже неделю как ослепли.

Потом фрицы соберут трупы десантников, сложат в кучу и сожгут.

Останется в живых только сержант Димка Сметанин, потерявший сознание в самом начале боя, после первого же выстрела. Рыжий, длинный нескладный мариец из деревни Сернур будет принят за арийца поволжского и переживет плен остарбайтером на ферме господина Бруно…

Часа через два, как раз когда закончилась пальба за спиной, они выбрались на сушу. Лейтенант не обманул, порой они и впрямь проваливались по грудь. А маленький Захар по шею пару раз в гнилую, холодную жижу.