Андрей Кивинов - Герои. Новая реальность (сборник)

Бросив свои забавы, гости брались за руки. Я оказался между трехъязыким бородачом и Госпожой, меня подхватило и повлекло гигантское кольцо, змея, пожирающая свой хвост; мы мчались по залу, перепрыгивая через скамьи, петляя, но не разрывая цепи. Музыка пронзила меня, накрепко приковала к себе невидимыми нитями, и я двигался, не думая о том, как и почему, – был ритм, и я повиновался ему: мчался вместе со всеми, плясал на месте, сходился с теми, кто стоял в цепи напротив, и снова отбегал, подпрыгивая, выделывая такие коленца, каким позавидовал бы и Роб Капюшон. Сколько это длилось? Не знаю. Помню только, что в какой-то момент передо мной оказалась Кристина, и я, пробегая, успел шепнуть: «Будь готова. Сразу после пирога» – потом нас увлекло в разные стороны, и всё продолжилось, и длилось вечность.

Когда музыка наконец стихла, я оказался посреди зала, взбудораженный и немного запыхавшийся. Рядом стояла Госпожа, она твердо взяла меня за руку, и мы пошли на наши места. Слышала ли она то, что я шепнул Кристине? Я мог только гадать.

Гости спешили к столам, чтобы промочить горло и поделиться впечатлениями. Музыканты, передохнув, сыграли еще одну песню.

А потом настал черед пирога.

Никто ничего не говорил, не было никаких знаков. Просто все вдруг как-то притихли и начали как бы невзначай сходиться к нашему столу. Справа, за гобеленами, гулко прокашлялся колокол.

– Пора, – сказал Принц.

Он хлопнул в ладоши – и тотчас к нему подошел высокий мальчишка в простом шерстяном плаще. Отвесив поклон, мальчишка протянул Принцу длинный нож. Поверхность лезвия была, словно инеем, подернута легкой патиной, рукоять – из пожелтевшей кости, с каким-то мелким узором.

– Бери, – сказал Принц Кристине.

Она приняла нож спокойно и торжественно, словно делала это ежедневно.

Гости стояли плотной взволнованной толпой уже возле самого стола. Нервно раздувались ноздри, блестели глаза. Вдруг по залу пронесся рокот тимпанов, а через пару мгновений в него вплелся торжествующий возглас горна.

– Пирог! – воскликнул Принц.

И его внесли: отодвинув в сторону гобелен, на котором лев сражался с единорогом, двенадцать слуг вошли, удерживая на плечах огромный поднос. Он тяжело покачивался и как будто прижимал их к полу своим весом – румяный, ароматный, покрытый сверху разноцветной глазурью. Больше всего он напоминал заснеженную вершину горы, на которую разом просыпались сверкающие звезды.

Кто-то из гостей, не сдержавшись, захлопал в ладоши, другие тихо восклицали:

– Смотрите! Смотрите, какое чудо!

Пирог поставили в центре стола и окружили двадцатью пятью полосатыми свечами из красного и белого воска. С ними было что-то не так, и я не сразу понял что. Огоньки этих свечей – одни во всем зале – колыхались и подрагивали. Я не сомневался, что, если сниму повязку, мой левый глаз увидит их точно такими же. Просто полосатыми свечами.

– Должен сказать, – начал Принц, – что нынешний пирог особенно удался. Под этой глазурью скрыто множество вкуснейших сюрпризов. И каждому достанется по одному из них, если, конечно, королева пира никого не обделит. А теперь, – велел он Кристине, – задуй свечи.

Я сидел – кажется, единственный во всем зале. Даже Госпожа теперь поднялась и с жадным вниманием следила за Кристиной. Огоньки свечей трепетали, хотя сквозняков не было. Кристина подошла к пирогу, отложила нож и чуть наклонилась, вглядываясь в пламя.

Она смотрела так долго, что я было решил: там, в оранжевых пляшущих лепестках, ей открылась некая тайна. Никто ни словом, ни жестом не осмелился торопить ее. Все ждали. Но когда она наконец подула, многие вздрогнули от неожиданности.

Кристина дула – и свечи гасли одна за другой. Сперва погасли дальние, с внешнего края стола, хотя я не мог понять, как вообще она могла их затушить: между нею и свечами возвышался пирог. И все-таки они склоняли перед ней пламенные клинки, а потом оставались безжизненными, истекающими дымом. В зале запахло еловыми ветками и осенними цветами.

Кристина дула, и дула, и дула на огоньки. Последние два оказались самыми стойкими, хотя эти свечи стояли прямо перед ней. Они держались дольше других, пламя билось, как припадочное, но не гасло.

Я краем глаза заметил, как Госпожа едва заметно шевельнула губами. Не выдох – тень выдоха…

Огоньки вздрогнули… исчезли.

– Ну, с этим покончено, – сказал Принц.

Все свечи стояли мертвые, тонкие струйки дыма тянулись к потолку. – А теперь угости нас пирогом. Только смотри, чтобы он был разделен по-честному. Каждый должен получить свою долю.

Тишина в зале стояла такая, что ее можно было резать ножом. Молчали не только гости, сам мир, казалось, замер.

Кристина взялась за костяную рукоять и, приставив острие к самой верхушке глазированной горы, мягко нажала. Лезвие вошло с едва слышным потрескиванием – это раскалывалась глазурь. Потом, когда нож вошел в пирог наполовину, из разреза медленно потекли густые темно-красные струйки. Они скатывались по крутому склону «горы» и собирались внизу в небольшую кляксу.

– Подобное к подобному посредством подобного, – тихо сказала Госпожа. Она смотрела на пирог с напряженным ожиданием.

У Кристины чуть дрогнули руки, но она не остановилась и продолжала разрезать пирог. Клякса разрасталась, тянула во все стороны свои куцые лучи.

Принц, словно нетерпеливый мальчишка, макнул палец и облизал его с блаженной улыбкой на лице.

– Отменный клюквенный сок! – провозгласил он. – Пирог удался на славу!

Гости захлопали в ладоши, засвистели. Кто-то громко причмокнул.

Кристина двумя ловкими движениями отделила первый кусок и подала Принцу. Тот впился в сдобную мякоть с едва слышным гортанным урчанием. Вокруг толпились гости и протягивали к Кристине пустые тарелки. Она только успевала накладывать, уже не останавливаясь и не обращая внимания на липкий сок, забрызгавший пальцы, рукава, подол платья. Лишь изредка прерывалась, чтобы утереть тыльной стороной ладони пот со лба или сдуть непослушный локон, а так – резала, резала, резала не переставая.

Я не сразу сообразил, что Госпожа и не думает идти к пирогу. Когда я поднялся, чтобы принести ей порцию, она покачала головой.

– После сегодняшней ночи мне это уже будет ни к чему. Я знаю, Кузнец: ты не понимаешь. Твое счастье. Как там говорится в вашей книге? «Знания порождают тоску»?

Я молча кивнул.

– Смотри, и слушай, и запоминай. Говоря вашим языком, такое случается раз в несколько веков.

– О чем вы, моя Госпожа?

– Игроки в фидхелл называют это рокировкой королев. Твоя Кристина, когда наступит ее черед, – назовет освобождением.

Я почему-то вспомнил те узоры в коридоре – те, что испугали меня до полусмерти. В словах Госпожи, как и в них, крылась великая и зловещая тайна. Сокровенная истина прежних эпох.