Андрей Кивинов - Герои. Новая реальность (сборник)

Я облизнул губы: горечь, горечь и немного соли.

– Как знаешь, – сказал я. – В конце концов, ты ведь этого хотела?

Голуби носились под потолком как бешеные.

Она медленно покачала головой, словно вспомнила о чем-то тягостном.

– Ты не понимаешь, – промолвила едва слышно. – И никогда не поймешь. – В этот момент она была так похожа на Госпожу! – Никогда…

Ударил колокол, заглушил ее слова. Сердце замерло. Я затаил дыхание. Внизу выломали дверь, и загремели шаги; кто-то вбежал со светильником, и тени голубей выплеснулись на козырек летка. Сердце не билось.

– Давай руку, Кузнец, – сказала она. – Прыгнем вместе.

Сердце едва ощутимо шевельнулось у меня в груди, когда, выпрямившись во весь рост, мы встали у края козырька.

– Раз. Два…

На третий счет колокол ударил снова – и мы, не разжимая рук, упали вниз, навстречу огням и шпилям башен. В глазах потемнело, перехватило дух, и сердце опять замерло, а в ушах гремел колокольный звон. Мы падали сквозь густой, вязкий звук, и с каждым мигом он делался гуще, и казалось, мы вот-вот увязнем в нем, словно в смоле, и останемся там навсегда.

Где-то внизу ветер шелестел верхушками деревьев – настолько далеко, что казалось, это шуршат травы.

Потом был предел, удар, переход. Так, наверно, чувствует себя рыба, пробивая тонкий лед и оказываясь на берегу. Я упал плечом на что-то твердое, и мы покатились вниз, метелки травы хлестали по лицу и рукам, ветер метался где-то в вышине и швырял клочьями облаков в луну.

Сколько мы так катились? Не знаю. В какой-то момент все остановилось и замерло, и мы лежали на боку, избитые, исхлестанные травой, в ссадинах и порезах. Живые.

Ночь была на исходе, но еще не закончилась. В разрывах между тучами сверкали звезды. Я поднялся и огляделся и увидел перед собой склон холма, а дальше – дубраву. Верхушки деревьев ходили волнами, закрывали полнеба. Казалось, за ними – край света, пустота.

Но над ними – словно дивная крученая лестница древних богов – возносился полосатый столб. Он сиял неярким светом, почему-то напомнившим мне о звездах – не тех, что на небе, а тех, что были в пироге.

Переглянувшись и ни слова ни говоря, мы побежали вниз по склону – к лесу и свету. Ни боли, ни усталости я сейчас не чувствовал, наоборот – непривычную легкость во всем теле. Сердце мое пело, и билось, билось, едва не выскакивая из груди!..

Когда мы уже были на опушке, где-то в холмах резко и зло закричал рожок. Я споткнулся, Кристина остановилась, как будто перед ней выросла каменная стена.

Вдалеке заливисто лаяли псы.

– Это еще не конец, – сказала Кристина, скорее себе, чем мне. – Будь я проклята, если сдамся так легко.

Едва заметная тропка вела в глубь чащи. По обеим ее сторонам стояли древние дубы, между ними – молодой подлесок; тонкий, но цепкий и упругий, он почти поглотил тропу. Кристина бежала впереди, я – сразу за ней, прикрываясь руками от хлестких ветвей. Кроны смыкались над нашими головами, закрывали небо, но сияние Древа легко пробивалось сквозь листву – и было для нас как свет путеводной звезды.

Рожок позади надрывался, псы лаяли не переставая.

Тропа вдруг исчезла совсем. Несколько шагов вслепую – и мы оказались на огромной поляне. От нее во все стороны лучами разбегались тропки, такие же заросшие, как и наша. И еще там были древние камни, вросшие в землю, покрытые мхом и плющом. Возможно, с письменами, а может, мне показалось. Камни выстраивались в узор, прихотливый и в то же время невероятно простой. Несколько кругов, каждый вложен в следующий и пересекается с другими. Цветок с четырьмя лепестками.

Добравшись до центра поляны, Кристина вдруг остановилась.

– Что-то не так?

Вместо ответа она протянула руку:

– Дай мне ножницы. Скорее!

Чехол был при мне: даже после прыжка из голубятни он каким-то чудом уцелел и, к слову, изрядно расцарапал мне бедро. Я снял его с пояса и подал Кристине.

Она вынула ножницы и, раскрыв, вонзила одним концом в центр круга.

Я покачал головой:

– Пустое. Она говорила… да ты и сама видела: они не боятся железа.

– Не железа, – коротко ответила Кристина. – Креста.

И правда, разведенные концы ножниц образовывали крест… как, догадался я, и рисунок, созданный из камней.

– Клянусь кровью Господа Распятого!.. – прошептал я. – Думаешь?..

Она посмотрела на меня как на глуповатого ребенка, дернула плечами и побежала дальше, к одной из тропок.

Мы не успели сделать и дюжины шагов, а лай псов уже зазвучал совсем близко. Всхрапнул конь, другой ответил ему ржанием.

Вдруг собаки завизжали, раздался свист кнута, и кто-то выругался тонким детским голоском:

– Клянусь дымом Кораблей Исхода! Откуда это здесь?!

– Наш Кузнец оказался хитрым малым. – В голосе Принца досада была перемешана с удовлетворением. – Ну что ж, так даже интересней. Зовите Госпожу! В ее свите наверняка найдется кто-нибудь, способный взять след.

Мы крались прочь по тропе, стараясь не издавать ни звука. Потом, когда голоса за спиной сделались глуше и стихли, мы побежали. Тропа петляла, звезд не было видно, и только Древо все так же сияло впереди.

Лес закончился неожиданно, как будто его край отрезали невидимым ножом. Перед нами лежало посеребренное светом луны Копыто. На мысу, который вдавался в озеро, мы видели холм с Древом. Не сговариваясь, мы побежали туда – наверх, к сияющему шесту.

Мы оказались под ним ровно в тот самый момент, когда из леса на опушку вылетела погоня. Все гости и все придворные были там, на бледных скакунах, в окружении белоснежных псов с карминными ушами. Выехав из лесу, они рассыпались цепью и теперь мчались вперед с лихим посвистом; надрывались рожки, комья земли летели из-под копыт. Потом появилась колесница Госпожи в окружении свиты.

– Вверх, – тихо сказала Кристина. – Подсади меня.

На расспросы не было времени. На спасение – надежды.

Я подставил Кристине плечи и только сейчас обнаружил, что где-то по дороге она растеряла свои красные башмачки. Миг – и она, крепко обхватив Древо, уже ползла к его верхушке. Я сбросил сапоги и последовал за ней.

Дерево скользило под руками, слишком влажное и слишком холодное. Несколько раз мне казалось, я не удержусь, но – как будто невидимая сила заботилась обо мне – я переводил дыхание и снова полз. Выше и выше. Вслед за Кристиной. Понимая, что все безнадежно.

Всадники были уже у подножия холма. Они мчались, ведомые псами, а те шли по следу уверенно и неотвратимо. Из лошадиных ноздрей валил пар, гривы покачивались медленно, словно водоросли на дне озера. Госпожа ехала, выпрямившись во весь рост, – величественный ирис, цветок-погибель.

Я добрался до верхушки Древа. Кристина была уже там – опустившись на колени, балансировала на распорках – тех самых, на которых когда-то давно – весной! – покоилось еловое колесо. Она подала мне руку, я помотал головой и залез сам.