Сергей Чекоданов - Гроза 1940

– Я не знаю этих маршалов, товарищ Банев.

– Большинство из них сейчас генерал-майоры или генерал-лейтенанты, а некоторые ещё в полковниках ходят. За исключением Жукова и Мерецкова.

– И чем же они заслужили эти звания? – Сталин остановился напротив Андрея и посмотрел ему в глаза.

– Тем, что воевать умели, товарищ Сталин. – Страх у Андрея окончательно прошёл, он решил как можно полнее использовать «"момент истины"». – В отличие от большинства нынешних генералов, умеющих правильно говорить, эти умели правильно воевать. Не сразу, конечно, а со временем, по мере накопления боевого опыта. – Немного поколебавшись Андрей всё же решился. – Не все, конечно, были гениями и великими полководцами, но к сорок третьему научились бить немцев, а к сорок четвёртому превзошли их настолько, что сумели устроить вермахту блицкриг наоборот.

– А кого бы вы, товарищ Банев, выделили как лучшего? – Цепкий взгляд вождя поймал глаза Андрея, пытаясь заставить отвести взгляд. Оценив выдержку собеседника, который от этих «гляделок» уклониться не пытался, Сталин продолжил. – Не бойтесь, что своими словами навредите кому–нибудь. Это ведь всё равно станет известно, но какой ценой…

– Маршалы Толбухин и Малиновский умели воевать там, где противник не уступал им силами, но на второстепенных фронтах. – Начал Андрей, старательно подбирая слова. – Конев, Ватутин и Баграмян умели не только обороняться в первые годы, но и проводить наступательные операции с впечатляющими результатами во второй половине войны. Солдаты больше всего любили генерала Черняховского за умение нести наименьшие потери в живой силе. Но самым результативным, пожалуй, был Рокоссовский. Ходил анекдот. – Андрей запнулся, но, понимая, что раз начал, то теперь останавливаться поздно, продолжил. – Ходил анекдот, что на жалобу некоторого генерала о том, что комфронта Рокоссовский позволил себе в отношении этого генерала несдержанные слова и даже рукоприкладство. Товарищ Сталин сказал: «Это, конечно, плохо. Но снять его с должности нельзя. ДРУГОГО РОКОССОВСКОГО У НАС НЕТ.»

– Хорошо, товарищ Банев, мы учтём ваше мнение. – Сталин попрежнему не проявлял признаков гнева, наоборот, становился спокойнее. – А что случилось с нашими танковыми войсками? Почему и они потерпели поражение?

– Причин, товарищ Сталин, было несколько. Первая причина, большинство наших танков, кроме КВ и Т–34, уступали немецким по боевым характеристикам. Ни БТ, ни Т–26 на дальних дистанциях поражать немецкие панцеры с более толстой бронёй не могли. А те легко пробивали тонкую броню наших лёгких танков. Хотя на близких дистанциях наши танковые 45-миллиметровые пушки брали броню немецких Т–3 и Т–4. БТ и Т–26 нужно было использовать из засад, но делать это запрещает боевой устав танковых войск. Устав поменяли к концу сорок первого, когда 90 процентов наших танков было выбито в атаках на немецкие танки, которые стреляли с места и из засад. Устаревший устав стал второй причиной разгрома. Третьей причиной было неправильное использование танковых соединений. Немцы собирали танки в ударные группы по 800-1000 машин, а наши танковые части были привязаны к пехоте. По цифрам танков столько же, а реально они размазаны по всему фронту. Пока соберешь их для контрнаступления, немцы уже давно в тылу. А горючее и боеприпасы закончились, и танки уже просто куча железа, которое за собой в отступление не утянешь. Вот и остались мы без танков к концу сорок первого года.

– А как проявили себя новые танки? – продолжил разговор Сталин.

– Выше всяких похвал, товарищ Сталин. У немецких танкистов от первых встреч с Т–34 был шок. Ни танковые, ни противотанковые пушки немцев броню тридцать четвёрки не брали. Подбить её могли только из 88-миллиметровой зенитки, как и КВ. В бой с тяжелым КВ немецкие танкисты вообще не вступали, это было бесполезно. Известен случай, когда один КВ старшего лейтенанта Колобанова больше часа вёл бой с танковой колонной немцев и сумел подбить 22 танка. Сам же он подбит не был, хотя на броне насчитали более ста тридцати попаданий. Сталин с недоверием выслушал рассказ Андрея. Подумал и уточнил:

– Как же при таком превосходстве этих танков немцы сумели до Москвы дойти?

– Из–за того же неправильного использования, товарищ Сталин. Новые танки разбросали по всем соединениям по несколько машин, а то вообще по одной. А что может сделать один, даже очень хороший, танк? К тому же у КВ была очень плохая трансмиссия, они чаще выходили из строя от её поломки, чем от попадания немецких снарядов, а остановившийся танк немцы попросту подрывали фугасами. А после того как эти танки свели в танковые корпуса и армии их применение стало намного эффективнее. Но это произошло только к концу сорок второго года, когда промышленность смогла развернуть новые заводы на востоке и выпустить достаточно этих танков.

– А как же механизированные корпуса? Они себя проявили? – Сталин докурил свою трубку, подошёл к столу, выбил пепел в пепельницу. Открыл коробку с папиросами и начал набивать трубку, ломая папиросы. Андрей знал об этой привычке вождя, но почему он делал так, ответа не нашел. Сталин посмотрел на Андрея и тот поспешил продолжить рассказ.

– Механизированные корпуса, товарищ Сталин, хорошо проявили себя в самом начале войны во время приграничных сражений. Но потеряв большую часть танков, со временем были преобразованы в обычные стрелковые. И только в сорок втором они восстановлены снова, но уже на бригадной основе, а не дивизионной. Танковые корпуса тоже имели бригадную основу.

– А почему бригады, а не дивизии, товарищ Банев?

– Наверное потому, что управлять ими легче, товарищ Сталин. – Ответил Андрей, и немного подумав добавил. – Но после войны танковые корпуса преобразовали в дивизии, а бригады – в полки.

– А как вы предложите использовать танки сейчас? – Спросил Сталин у Андрея, остановившись напротив него.

– Я не танкист, товарищ Сталин, но мой дед, а он прошел всю войну, начав её командиром Т–34, а закончил командиром танкового батальона, говорил мне, что лучше всего было бы образовать из новых танков ударные соединения для контрударов по немецким танковым дивизиям. А старые танки использовать для поддержки пехоты. В начале войны немцы ничего нашим новым танкам противопоставить не смогут. А если мы успеем их разгромить за первые два года, то собственных тяжелых танков они сделать не успеют.

– Откуда такая точная цифра, почему именно два года, товарищ Банев? – Сталин уже примял табак в своей трубке и сейчас прикуривал её заново.

– Именно такой срок прошел в моё время, пока немцы сумели спроектировать тяжелые танки, превосходящие наши. И приступили к их массовому выпуску. Первое широкомасштабное применение тяжелых танков «"Тигр"» и средних «"Пантера"» произошло на Курской дуге летом сорок третьего года. И были они очень серьёзным противником. Наша пятая танковая армия генерала Ротмистрова была выбита почти полностью, встретившись с танковым корпусом немцев, но и те потеряли почти всю технику. Соотношение потерь под Прохоровкой было один к двум, на четыреста подбитых немецких танков почти восемьсот наших. Пришлось срочно перевооружать Т–34 новой пушкой калибром 85-миллиметров. А вместо танков КВ в том же сорок третьем году начали выпускать новый тяжелый танк ИС-2 с пушкой в 122-миллиметра. Очень хорошо в боях с «"тиграми"» проявили себя СУ-152.