Алексей Борисов - Смоленское направление. Книга 2

– Зварыч, сучий потрох. Не лапай, а вяжи девку. – Раздался приглушённый голос куявца.

– Отстань, когда ещё возможность появится княжну потрогать?

Похоть Зварыча стоила диверсантам полным обнаружением. Милка очнулась и заорала, когда чьи-то грязные лапы залезли к ней под юбку.

– Свииртил! На по…, – куявец зажал рот женщине и сам взвыл от укуса.

Следивший за приготовлением раков Родослав очень болезненно воспринимал женские крики. Ещё днём, его собственная дочь подверглась надругательству подонков, и защитить её он не смог. И вот теперь, всё повторялось снова. Только в этот раз, крик раздавался не из кухни харчевни, а со стороны речки, у ветвистого дуба, куда помчался Павлик.

– Господи, что ж это творится? – Взмолился трактирщик.

Родослав было бросился на крик, но вспомнив, что в доме с десяток воинов, развернулся и побежал к открытой двери, где шумная компания слушала очередной куплет Трюггви.

– Беда! На помощь! – скороговоркой произнёс Родослав, – Там, у дуба, пацана вашего. Женщина кричала.

Гюнтер посмотрел направо, Нюра сидела рядом, а Свиртил подскочил как ужаленный. Вышедшая подышать свежем воздухом Милка – не вернулась. Объяснений больше не требовалось. Двое датчан, Хольгер и Йёрн, готовые заступить на вахту, а посему полностью экипированные, во главе со Свиртилом выскочили из харчевни и побежали в сторону дуба, подпалив от костра факелы. Остальные метнулись к возку, где были сложены доспехи и оружие. Если в событии под деревом виноваты разбойники или работорговцы, коих за этот год развелось немерено, то с ними справятся и двое данов, без помощи литвина, вооружённого одним кортиком. А если на нас напоролся отряд какого-нибудь феодала, любителя острых приключений, то здесь, уже будет каждый меч на счету.

К моему сожалению, через прицел ночного видения я рассмотрел до двух десятков всадников, сконцентрировавшихся у края леса, к которым спешили двое верзил, тащивших на своих плечах тела Милки и Павлика. Стрелять можно было только по ногам. Почти двести метров отделяли меня от похитителей, и я рискнул. Четыре пули попали в землю, и лишь только с пятого выстрела мне удалось задеть одного из мерзавцев, завизжавшего нечеловеческим голосом. Продолжать вести огонь стало невозможно. Свиртил почти добежал до дуба, закрывая своей спиной улепётывающего куявца. Павлика уносили к лесу, а навстречу спасителям уже скакали всадники.

Ночью, конечно, невозможно рассмотреть мелких деталей, но корпус человека при лунном свете виден хорошо. А пешему против конного не устоять. Атаку со стороны леса заметил и Свиртил. Оставив подыхать, практически с оторванной ногой катаюшегося по траве Зварыча, литвин подхватил безчувственную Милку и побежал обратно, к дубу. Двое датчан, с обнажёнными мечами прикрыли его, давая возможность отнести женщину как можно дальше, и готовы были встретить противника.

Пятёрка всадников перешла на галоп, направив копья на рыцарей, пятившихся к дубу. Левый крайний, поравнявшись с куявцем, который нёс отрока, притормозил, принял ношу, перекинув мальчика как свёрнутый ковёр поперёк холки коня, и припустил в сторону леса. Пеший куявец, вцепившись в луку седла, побежал рядом.

Из оставшихся четырёх всадников до датчан доскакали всего двое. Попасть было проще по коню, нежели по наезднику, и я, не раздумывая, нажал на курок, чтоб хоть как-то уравнять шансы.

Хольгер сумел увернуться в самый последний момент, качнувшись как маятник, сначала в одну, а затем в другую сторону, обманув куявца, и рубанул по ноге коня. Йёрну повезло меньше. Лошадь откинула его словно мячик метра на три. Его фальшион отлетел в сторну, а сам он уже не смог подняться на ноги. Жизнь его висела на волоске, поскольку всадник лихо завернул свою лошадь и уже готов был пригвоздить к земле распластавшегося оглушённого рыцаря.

– Ты, дупа пердолёва! – Свиртил громко, во весь голос высказался по поводу части тела всадника, на которой сидят.

Куявец на секунду замер, повернул голову на голос, и в этот момент литвин метнул в него свой кортик.

– Деревенщина, – всадник закрылся щитом, – сейчас и тебе достанется.

Клинок вонзился в доску, чуть выше умбона, не причинив вреда владельцу, но тем самым выиграв пару секунд для Йёрна. Две пули, одна за другой, прошили круглый щит и всадника.

Скоротечный ночной бой закончился. Выжившие враги, потеряв лошадей, убегали к лесу, подгоняемые несколькими арбалетными болтами, пущенными наугад. Хольгер тянул Йёрна, а Свиртил нёс на руках Милку. Похищенного Павлика отбить не удалось. Отрока, связанного его же собственным ремнём, бросили под ноги Лешко.

– С княжной был, – соскакивая с коня, сказал Владислав, – Может, княжич? Рубашка-то шёлковая.

Лешко нагнулся, потрогал материю, скривил губы, чувствуя своей спиной грубоватое домотканое полотно сорочки, прилипшее от пота и собравшееся неприятными складками под поддоспешником.

– А вот, сейчас мы всё и выясним. Владислав, отводи людей. Нечего лезть под стрелы. Где Зварыч? Где этот сукин сын? Пошли дурака богу молиться – он себе лоб и разобьёт.

– Кровью истёк. – Куявец с подстреленной лошади притащил раненого диверсанта с собой, успел наложить жгут повыше раздробленного колена, но было поздно. Подколенная артерия весьма уязвимое место. Зварыч доживал последние минуты. – Пётр и Сивый тоже.

Отойдя метров на триста от полянки, Лешко учинил допрос пришедшему в себя Павлику при свете двух факелов. Ицхак и Цахи, взятые для сопровождения и опознания, больше ни на что не годились, как исполнять роль светильников.

– Слушай сюда, сопляк. Хочешь, чтобы пальцы целы остались?

Павел сначала отвернул голову, но острая сталь ножа, коснувшаяся мизинца, заставила кивнуть.

– Не слышу ответа! – Лешко отвесил болезненный подзатыльник. Причём ударил не ладонью, а рукоятью ножа.

– Хочу, – вымолвил отрок, еле сдерживая слёзы.

– Так-то лучше. Ты говори, не темни. Сколько людей у Гюнтера? – Чуть ли не попросил Лешко.

– Я не грамотный, считать не умею.

– Врёт! – Не выдержал Ицхак, – Я когда серебро передавал, этот змеёныш мешочки считал при мне. Лешко улыбнулся.

– Что ж ты подводишь меня? Тебя как звать?

– Павел.

Сокольничий схватил мальчика за мочку уха, оттянул и резким движением ножа отрезал его и сразу зажал отроку рот.

– Это тебе для начала, Павел. Если уши не жалко, то всё остальное пожалей.

К концу допроса, когда на земле перед Павлом валялся заострённый колышек, а портков на нём уже не было, Лешко узнал страшную тайну, после которой, вся операция замысленная Конрадом не имела смысла.

– Всё серебро отдали Беньямину, в пяти верстах от Оломоуца. – Павел сообразил, из-за чего куявцы устроили засаду, и говорил, чуть ли не насмехаясь, сплёвывая кровь.