Михаил Ахманов - Флибустьер. Магриб

Однако все оказалось не так. Он читал, как Сервантес, отважный воин, сражался в битве при Лепанто с турками, получил в ней три огнестрельные раны и лишился левой руки – а было ему лишь двадцать четыре года… Излечившись, он продолжал служить, бился при Наварине и в Тунисе, шпагу держал в правой руке, а щит привязывал к культе левой. Так прошло несколько лет, и решил он вернуться на родину, а чтобы храброго солдата встретили приветливей, испросил письма у знатных особ к самому королю. К своему несчастью, отплыл он с теми письмами в Испанию, а попал в плен к алжирским пиратам, захватившим его корабль. И решили магометане, что раз у воина такие письма, то человек он непростой, и заломили выкуп неподъемный, в две тысячи дукатов. Пять лет просидел дон Мигель в Алжире, не раз пытался бежать, но предавали его и перекупали, и надевали тяжелые цепи и железное кольцо на шею, а когда все-таки получил он свободу и возвратился домой, ждали его лишь нищета и забвение.

– Истинные герои всегда нищие, – произнес Серов, захлопнул крышку тяжелого тома и уставился в окно. Одна лишь мысль кружилась у него в голове: он смог, и я смогу! Одинокий изувеченный бедняга – смог, не поддался! А у меня – корабли и пушки, сотни людей и золото! Мне ли предаваться унынию? Мне ли горевать – с этакой силой! Конечно, с нею Алжир не возьмешь, Алжир – не Джерба, и алжирский дей – не пиратский реис, однако не все решают корабли и пушки. Группа бойцов и скрытная акция в духе Моссада – вот наилучший способ! Разведать, где обретается Одноухий, налететь, схватить – и в море! А чтобы не догнали, озаботиться поддержкой – скажем, тот же «Ворон» мог бы крейсировать у алжирских берегов, ждать с раскрытыми портами и тлеющими фитилями…

Серов сдвинул свечи на край стола, поближе к койке, и расстелил на покрывале испанские карты. Вдоль побережья длинной лентой тянулась низменность, за ней вставал хребет Атлас, пересеченный кое-где синими нитками рек, и было ясно, что из Алжира существуют два пути: либо в открытое море, либо в горы. Но этот, последний вариант казался Серову слишком опасным. Если бы речь шла о Стуре и ватаге Тиррела, можно было бы и в горы улизнуть, сбить со следа погоню, а затем выйти в укромное место на берегу и погрузиться на корабль. Но Шейла наверняка с животом, и для нее таскаться среди скал не очень-то полезно… Лучше сразу же бежать к воде, но какова дорога отступления? Сколько миль, какие там препятствия, и могут ли воины дея перехватить их по пути?..

Но карта ответов на эти вопросы не давала, и прояснить их можно было лишь на месте. Выходит, подумал Серов, придется сидеть в Алжире несколько дней и заниматься разведкой. Либо Орден посодействует – есть ведь у магистра свои люди в каждом крупном мусульманском городе! Наверняка есть! Им найти усадьбу Карамана – что раз плюнуть! Пожалуй, еще и присоветуют, как скрыться после налета…

Нужно с де Пернелем потолковать, решил он. И не с ним одним – с Деласкесом и Абдаллой, Теггом и ван Мандером… Ясно, что в Алжир на «Вороне» не сунешься. Какой корабль взять, какую команду подготовить? Поторопиться надо – сроки у Шейлы в мае подходят. Мать с крохотным младенцем еще труднее выручить, чем беременную женщину…

Он снова раскрыл книгу Сервантеса, вгляделся в его непреклонное лицо и прошептал:

– Спасибо, дон Мигель, вы меня ободрили. Вам трижды пришлось бежать… Надеюсь, что у меня получится с первого раза.

Совет собрался у большого стола в кают-компании. Карта, расстеленная на столе, и две пушки, мрачно взиравшие сквозь бойницы на форт Сент-Анжело, напоминали, что характер совещания – военный, что люди встретились тут не ради застолья и выпивки, хоть плещутся в кружках ром с Ямайки и испанское вино. Тегг прислонился к казенной части орудия, Серов сидел на капитанском месте во главе стола, остальные четверо устроились на табуретах и в жестких деревянных креслах. За дверью стояли Кактус Джо и Рик Бразилец – на тот случай, чтобы всякие бездельники не беспокоили капитана. Вообще-то парни из боцманской ватаги, вооруженные до зубов, несли у кают-компании круглосуточную стражу – здесь, слева от пушек, громоздились четыре сундука, набитых золотом. Дукатов в них было столько, что если ткнуть в монеты саблей, кончиком лезвия до дна не достанешь.

Ван Мандер, попыхивая трубкой, с одобрением взглянул на сундуки.

– Взяли, как никогда, – пробормотал он. – И дележ был честный… Все-таки уважает Орден вольных охотников! Тут моя лавочка в Амстердаме, а для других – что пожелается: бабы, камзолы с кружевами и спиртное бочками… – Оторвавшись от созерцания сундуков, шкипер повернулся к де Пернелю: – А ваш магистр как потратит свой доход? Храм построит или новый бастион?

– Деньги пойдут на богоугодные дела, – сообщил рыцарь. – Прежде всего на выкуп христианских душ, что истомились в плену у неверных. За это золото можно тысячи спасти и заслужить себе райское блаженство!

Тегг почесал зад о пушечный ствол.

– Мы своих в Алжире тоже могли бы выкупить. Что скажете? Ты, Мартин, и ты, Абдалла?

– За один сундук можно скупить весь алжирский невольничий рынок, – подтвердил Деласкес. – Если угодно дону капитану.

Серов поворочал головой и с сомнением хмыкнул.

– Дону капитану не угодно, – истолковал эти звуки Сэмсон Тегг. – Дон капитан понимает, что если выкупать у Карамана Шейлу и Стура с парнями, тот догадается, что за пташек к нему принесло. Мы его шебеку потопили, Джербу взяли и гонялись за этим гадом от Эс-Сувейры до Туниса… Пойдет он к дею и нас продаст. Золото отнимут, а наши головы будут торчать на пиках у ворот касбы… Верно я говорю, капитан?

– Верно, – согласился Серов.

– Можно действовать через посредника, – предложил де Пернель, ткнув пальцем в карту. – Тут, в Алжире, есть французские купцы и братья-монахи трех-четырех орденов. Все они способствуют выкупу единоверцев.

Серов снова хмыкнул. Купцы, монахи… Именно эти ублюдки и заложили трижды дона Мигеля!

– Твое предложение, рыцарь, капитану не нравится, – снова пояснил Тегг. – Мы привыкли брать, а не платить. Это что же такое! Взяли золото у сарацин, – тут он грохнул в сундук тяжелым морским сапогом, – и им же возвращаем! Это… это…

– …безнравственно, – подсказал Серов и процитировал на английском бессмертные строки поэта: – Все куплю, сказало злато, все возьму, сказал булат… Я – за булат!

Выручить своих ему очень хотелось, а за Шейлу он бы голову отдал. Но хотелось еще и другого – увидеть, как Одноухий болтается в петле, как меркнут его глаза, как вываливается язык… Он ненавидел его больше, чем Эдварда Пила, едва не отнявшего когда-то и Шейлу, и корабль. Во всяком случае, Пил был уже мертв, а Караман – еще жив.