Андрей Бондаренко - Аляска золотая

– Вы уж, господа, держитесь! Недолго осталось, всего-то месяцев пять. Заставляйте всех протирать дёсна сырой картошкой, цинга, она очень способствует развитию массового психоза…

А пятнадцатого января повалил снег. Дело было поздним вечером. Егор вышел из пещеры – выкурить перед сном трубочку. Было непривычно тепло: минус пять-шесть градусов, полное безветрие. Неожиданно с неба – плавно и медленно – начали падать разлапистые, неправдоподобно крупные снежинки.

«Какие здоровенные! Словно ржаные блины в дырочку, только белые! – восхитился внутренний голос, но почти сразу же и скис: – «Ну, их, куда подальше! Устал я что-то. Пошли, братец, спать…».

С утра начались неприятности. Во-первых, никак не получалось развести огонь: печь дымила, язычки пламени на тонких лучинках и бересте упрямо тухли.

– Тяги нет. Очевидно, дымоход завалило снегом, – предположил Ухов-Безухов. – Надо, Александр Данилович, выбираться наружу и откапывать трубу.

Но, во-вторых, входная дверь не желала открываться. Егор и Иван упирались плечами изо всех сил, пыхтели, потели, но дверь даже не шелохнулась.

– Ломать будем? – хмуро спросил Ванька.

– Зачем же – ломать? – усмехнулся Егор. – Аккуратно разберём. Чтобы потом можно было и собрать.

Дверь разобрали, но это не привело ни к чему позитивному. Снег приходилось загребать прямо в пещеру, но на его место тут же сверху сыпался новый – плотный, хрустящий, рассыпчатый.

– Хватит, Ваня! – решил Егор. – И так уже полпещеры засыпали снегом. Медвежонок уже жжёт холодом…

– Какой медвежонок? – опешил Ухов.

– Помнишь, мне вождь эскимосов на прощанье подарил амулет? Симпатичного белого медвежонка, вырезанного из светло-сиреневого камня? Так я его повесил на грудь, на льняной ленте. Сейчас амулет стал таким холодным, что всё тело пробивает ознобом…

– Медведь холодный?! – забеспокоилась Айна. – Это плохо. Амулет говорить: – «Смерть рядом!». Надо просить Светлую Тень. Просить, чтобы Тень помогать. Командор, дай Айне медведь! Айна будет просить!

Егор, пожав плечами, расстегнул две верхние пуговицы мехового полушубка, снял с шеи тёмно-синюю ленту, на которой висел светло-сиреневый медвежонок, протянул индианке. Айна обхватила холодный амулет ладонями, поднесла ко рту, беззвучно шевеля губами, заходила по пещере из угла в угол.

Время тянулось вязко и призрачно. Минуты и часы сливались в единое целое – бесконечное и непонятное.

Сколько длился этот снежный плен? Егор не знал. Может, сутки, а, может, и неделю. В пещере было не очень холодно, на уровне нуля, но остро ощущалась нехватка кислорода, нестерпимо хотелось спать. Егор вяло ел, пил, а потом впадал в дрёму и медленно погружался в тяжёлый сон, не зная, проснётся ли….

Айна же упрямо продолжала ходить по пещере, сжимая в ладонях каменного медвежонка и беззвучно молясь неизвестной Светлой Тени.

В ушах настойчиво бился голос Ухова:

– Александр Данилович, господин командор, очнитесь! Ну, пожалуйста…. Да, просыпайся уже, княжеская морда!

Егор улыбнулся и открыл глаза: всё та же пещера, тусклый огонёк масленого светильника, чумазая физиономия Ивана.

– Данилыч! Там наверху кто-то копает! Наверное, пробиваются к нам сквозь снег…

– Это Светлая Тень – услышать Айну! – объяснила индианка. – Тень сообщить моим атабаскам. Они приходить и копать. Командор, забери свой медведь. Он тебе ещё помогать.

Действительно, это были атабаски Айны: откопали, очистили печную трубу от снега, разожгли в очаге живительный огонь, через двое суток, убедившись, что всё в порядке, ушли…

А потом, через четыре месяца, нагрянула весна. Снег таял буквально на глазах, мелководный Бонанза-Крик превратился в полноводную реку.

«Какая-то весна нынче – очень тревожная!», – поделился своими ощущениями внутренний голос. – «Не иначе, случится что-то очень важное. Непременно случится…».

Когда распутица угомонилось, вешние воды отступили, а всё вокруг слегка подсохло, к Бонанза-Крик прибыли атабаски.

– Александр Данилович, пора к Доусону! – заявил Ухов. – Всех вещей забирать, конечно же, не будем, чтобы мужики не заподозрили лишнего…. Предлагаю – выходить завтра с утра!

– Подождём несколько дней, – невозмутимо ответил Егор.

– Но, почему? Чего ждём?

– Сам не знаю. Просто мне внутренний голос советует, мол, не надо торопиться. Он, голос – то есть, конечно, иногда и ошибается, но редко…

К Доусону отряд подошёл только через неделю. Ледоход на Юконе уже прошёл, на серых водах не наблюдалось ни единой льдины. Шли налегке, с собой прихватив только оружие, сменную одежду и обувь, да ещё атабаски тащили – для пущей конспирации – порядка восьми пудов пирита, набранного на Медном склоне.

Посёлок встретил путников звенящей тишиной и ощущением заброшенности.

– Вещи всюду разбросаны, мать его! – подметил Ухов. – Вон, в грязи лежит почти новый полушубок, там – меховые унты, под кустом валяется опрокинутый бочонок без крышки, из него на землю вытекает икра нерки…. А куда, спрашивается, подевались люди?! Может, сюда наведывалось торнадо?

Два дома смотрелись абсолютно целыми, а вот в третьем, предназначенном для офицерского состава экспедиции, где хранилась «золотая казна», были выбиты все стёкла, а дверь оказалась заколоченной снаружи толстыми досками.

– Эй, люди! – громко позвал Егор. – Есть кто-нибудь живой?

– Здесь мы, Александр Данилович! – прилетел откуда-то глухой ответ.

– Это из офицерского дома кричат, – определил Ухов. – Голос, определённо, знакомый…

Они быстро отодрали доски от дверного косяка, распахнули дверь и обнаружили в избе сына и отца Лаудрупов. У Людвига под глазом красовался старый, жёлто-фиолетовый синяк, голова Томаса была обмотана полосами светло-серой ткани. Глаза обоих датчан блестели хмельно и тревожно.

– Дайте, пожалуйста, водицы! – хриплым голосом попросил Людвиг. – Уже четверо суток глотаем только ямайский ром…

Вволю напившись родниковый воды, адмирал приступил к рассказу:

– Извини, Александр Данилович, я не досмотрел, моя вина! Неожиданно так всё произошло, внезапно….

– Что произошло-то? – вмешался нетерпеливый Ухов. – Ты толком говори, не мямли!

– Бунт произошёл! Солдаты и крепостные учудили…. Внезапно напали на нас с Томасом, повалили на землю, отобрали пистолеты и ножи, избили, связали. Потом заперли в доме. Через сутки Томасу удалось развязаться, он и меня освободил от пут. А, толку? Наружу всё равно не выбраться: дверь надёжно заколочена снаружи, окна оказались очень узкими – не пролезть…. А золото – порядка двенадцати пудов – исчезло. Зимой на собачьих упряжках было вывезено ещё около двадцати…. Эти злыдни загрузились в шлюпки, и пошли вверх по течению Юкона, к Александровску.