Андрей Бондаренко - Славянское реалити-шоу

«И это нападало за какой-то час!», – с тоской подумал Егор, обреченно берясь за древко лопаты. – «Что же будет дальше?».

Неожиданно ударил могучий, неправдоподобно сильный порыв ветра, вокруг закружилась неистовая снежная круговерть, полностью забивая уши, нос, глаза, окончательно сбивая дыхание…. Костёр снова громко зашипел и через короткое время окончательное потух…

– Уходим! Всем немедленно вернуться в пещеру! – отчаянно закричал Егор в темноту, открывая дверь в пещеру. – Все уходим, все!

Несколько человек, абсолютно невидимых в этой снежной вакханалии, проскользнули мимо него, и бесследно исчезли – где-то в тёплом, на удивление домашнем сумраке пещеры…

– Есть ещё кто на улице? Сюда, сюда!

Только порывистый ветер проорал в ответ что-то бесконечно визгливое и неразборчивое. Егор плотно прикрыл за собой дверь, опустил толстый брус в бронзовые боковые скобы, на ощупь побрёл по подземному коридору.

Вокруг горячей печи сидели заснеженные люди, с их одежды, обуви, волос, лиц стекали шустрые серые струйки воды…

– Санька! Ты где? – негромко позвал Егор и, не дождавшись ответа, заорал уже во всю мощь лёгких: – Санька! Санька! Санька! Сашенька!

Лишь глухое пещерное эхо сподобилось на ответ, да ещё было слышно взволнованное и чуть испуганное сопение других соплеменников. Чёрная жуть уверенно и непреклонно заключила его сердце в свои ледяные объятия…

Егор сразу бросился обратно к входной двери, за ним затопали ещё чьи-то торопливые шаги. Он вытащил запорный брус из скоб, бросил его на пол, толкнул – что было сил – дверь, та даже не шелохнулась. Разбежался, ударил плечом, тот же результат…

– Подожди, командир! – попросил Петька Нестеренко. – Так не получится, ветер-то дует прямо в дверь. Даже и не ветер – ураган! Давайте сделаем так: я топором попытаюсь вклиниться и отжать дверь, а уже потом вы с Генкой будете её синхронно толкать…

Через семь-восемь минут дверь, наконец, распахнулась, в пещеру ворвался снежный вихрь, жаля руки и лица холодными и болезненными уколами. Егор неудержимо рванулся вперёд, встал на колени перед ближайшим сугробом, принялся разгребать снег руками. Звать и кричать было бесполезно: северный ветер тут же затыкал рот, закупоривая его влажным и властным снежным кляпом…

Он – с крепко зажмуренными глазами – отчаянно копал, разгребал, откидывал снег в разные стороны, понимая – в самой глубине души – что все его усилия тщетны, и ничего уже не исправить: всё окончательно пропало, безвозвратно и навсегда.… Рядом, тяжело сопя и отплёвывая снег, бок о бок с ним копали верные товарищи, также, очевидно, понимавшие всю бесполезность своих отчаянных усилий: ветер неуклонно усиливался, снег продолжал падать с неба, вьюга заметала – всех и вся – навечно, без права на надежду…

Сколько всё это длилось? Трудно сказать. Время – очень странная, так никем и неразгаданная штука: порой его ход становится абсолютно неощутимым для восприятия обычного человека, часы кажутся веками и, наоборот, года воспринимаются ничтожными минутами…

Егор почувствовал, что сзади его сильно тянут за ноги. Он, матерно ругнувшись про себя, вырвался и с удвоенной энергией нырнул с головой в очередной глубокий сугроб. Кто-то прыгнул ему на спину, два тяжёлых тела навалились на ноги. Егор отбивался изо всех сил: кусался, посылал направо и налево удары и оплеухи, выкручивал невидимым противникам руки и ноги, изворачивался….

Удар по голове чем-то тяжёлым, фиолетовые круги перед глазами, чёрная бездонная пропасть, покой…

Сперва вернулось обоняние: привычно и приятно пахло позавчерашней баней, сохнущими мокрыми тряпками и портянками, свежевыпеченным хлебом, кислыми щами…

«Следовательно, я нахожусь в родимой пещере», – с облегчением подумал Егор. – «Пещера в Чёрной горе – теперь – практически Родина!».

Потом восстановилось зрение: тусклый свет соснового факела, Генка Федонин, напряжённо сидящий на войлочной кошме. Под глазом у Федонина красовался нехилый фиолетовый синяк, левая рука была помещена в холщовую перевязь, переброшенную через шею. Генка что-то активно и возбуждённо говорил. Вернее, его рот безостановочно открывался и закрывался, но Егор абсолютно ничего не слышал: будто в его уши плотно натолкали аптечной ваты, или даже – хвойной северной целлюлозы…

Он решил, что надо срочно помассировать уши. Учили когда-то в профильной школе, как надо правильно восстанавливать слух после неожиданного артиллерийского обстрела – снарядами самого крупного калибра…. Потянулся к ушам, но ничего не получилось: руки, как выяснилось, были заведены за спину и крепко связанны, более того, и ноги кто-то – однозначно умелый – надёжно и старательно спутал-спеленал.

– Что это ещё за дурацкая хрень? – изумился Егор. – Почему меня связали? А? Отвечай, Генка, собака бешенная! Мать твою, неудачницу…

Федонин и отвечал, старательно и медленно шевеля толстыми мордовскими губами.

– Ничего не слышу! – честно сообщил Егор. – Абсолютно ничего…. Эй, братишка, развяжи мне руки! Ну, пожалуйста! Честное слово, я не буду хулиганить! Развяжи! А?

Только минут через восемь-десять, видимо поверив в искренность слов своего командира, Генка подошёл к Егору вплотную и острым ножом перерезал верёвки на его руках. Тут же резко шарахнулся в сторону – чисто на всякий случай, типа – учёный…

Егор слегка потёр уши, указательными пальцами сильно надавил на нужные точки, снова потёр, вновь – надавил…

– Ну-ка, теперь скажи что-нибудь! – попросил он Федонина. – Стихотворение прочитай какое-нибудь, желательно на зимнюю тему.

Генка откашлялся и выдал:

Новогодние снежинки, Смелые глаза. Как давно всё это было, Много лет назад. Много лет назад – всё было? Не смешите – зря. Это всё со мной осталось Раз – и навсегда. Дома ждут меня, я знаю, Смелые глаза. Новогодние снежинки – Над Невой кружат. С рифмой – снова неполадки. Впрочем, наплевать… Новый Год к нам снова мчится, В сотый раз – опять. Ну, не в сотый, чуть привралось, Выпил, всё же, я…

Новогодние снежинки – Над Невой кружат…

– Хорошее стихотворение, душевное! Не, действительно, без всякой балды, очень хорошее, – похвалил Егор. – Сам сочинил? Вдвойне – молодец! Кстати, что у тебя с рукой? И кто тебе подбил глаз? С Сенькой Брауном опять подрался?

Генка смешно округлил глаза:

– Ты что, командир, ничего не помнишь?

– Да, как-то не очень, – неуверенно ответил Егор, осторожно трогая большую круглую шишку на затылке.

– Ты и подбил, и руку мне вывихнул, – неохотно сообщил Федонин. – А ещё ты Сене Брауну выбил два передних нижних зуба, а Петру ляжку прокусил…. Это когда мы тебя вытаскивали из сугроба…