Василий Кононюк - Параллельный переход

– Казаки, а скажите нам, – не знаю, что он хотел спросить, потому что радостным и звонким голосом крикнул

– Смотрите, гусь! – Одновременно вскидывая самострел в ясное небо, над головами приближающейся троицы и чуть правее.

Все пятеро присутствующих дружно уставились в ту точку, на которую был наведен самострел. Есть какая-то магия в наведенном на дичь ружье, в натянутом луке. Любого мужика первобытные инстинкты заставляют посмотреть, попала ли стрела в цель, будет ли что съесть на ужин. Пока они соображали где гусь, успел выстрелить кабану в повернутую скулу, прикрытую кольчужной сеткой, дать шпоры кобыле, и выхватывая щит левой рукой, прикрыться от стрелы пожилого, которую тот выпустил мне в лицо, совершенно игнорируя летящего на него Сулима. Стрела сильно ударила в верхнюю часть моего щита, так, что оббитая металлом кромка, пришла в соприкосновение с моим шлемом, извлекая из него характерный звук набатного колокола. Жало бронебойной стрелы, вылезая из щита, пробило мне щеку, выбило верхний зуб и порвало десну.

Сулим, беспрепятственно, двинул щитом пожилого в голову, так, что тот слетел с коня. В это же время, молодой, видя прикрытое щитом лицо Дмитра, всадил ему стрелу в ногу, и попытался, повернув коня, объехать нас, и дать стрекача. Но конь Дмитра, налетев грудью на коня молодого, развернутого к нему боком, повалил их обеих на землю. Дмитро, вылетев с седла через голову своего коня, удачно приземлился на молодого, аж у того что-то хрустнуло, и он безвольно откинул голову.

"Песец, котенку" мелькнула в голове странная мысль, похожая на начало радиограммы. Сполз с коня, заткнул языком дырку в щеке, и наклонив голову с открытым ртом, выплевывая обломки зуба и вытекающую кровь, судорожно искал в сумках, мешочек с лечебными травами. Сулим, тем временем, ловко вязал пленников, демонстрирую высокий профессионализм. Пакуя кабана, он озабоченно сказал,

– Может и не выжить.

Отметил для себя, естественную, врожденную доброту этого человека, так редко встречающуюся и в это, и в наше время. Если бы мог говорить, с удовольствием бы поправил его. По моему мнению, кабан точно не выживет, и запакованный пожилой, несмотря на проступающий румянец, тоже. Характер у меня действительно портился.

Заткнув дырку в щеке смесью сушеного мха, паутины и тысячелистника, засунув такую же примочку на место выбитого зуба, пошел лечить Дмитра, который лежал на спине подняв вверх свою пробитую стрелой ногу. Сулим с огорчением взглянул на молодого, у которого изо рта, пузырясь, вытекала кровь, ловко всадил ему, по ходу движения, под подбородок кинжал, снизу вверх, вместе со мной подошел к Дмитру. Оперение стрелы Дмитро обломал при падении, Сулим бегло глянув на стрелу, буркнул мне,

– Держи ногу, – сам ухватился пальцами за скользкое от крови древко, сразу за вылезшим с другой стороны ноги бронебойным наконечником, одним движением выдернул из раны обломок стрелы. Дмитро побледнел, и потерял сознание.

– Кость зацепило, – озабоченно буркнул Сулим, разрезая штанину и открывая сквозную рану, с обеих дырок которой, нехотя вытекала кровь.

– Кровь выгоняй, – дав мне ценное, и понятное указание, Сулим, направился к своему коню. Массирующими движениями вдоль ствола раны, пытался вытолкнуть максимум крови через обе дыры. Притащив бурдюк с вином, Сулим набирая вино в рот, и припадая губами к каждой дырке по очереди, вдувал вино в канал раны, так что у него глаза лезли на лоб. Разглядывая его измазанное кровью лицо, подумал, любая киностудия взяла бы его на роль вампира. Черный, сухой, глаза красные, рожа в крови, А как губами к ране присасывается, точно как вампир, который кровь сосет. Если бы я мог, обязательно б улыбнулся. Наконец, он выдохся, и взяв у меня травы и полотно, перевязал ногу.

– Если в рубашке родился, еще станцуешь, – пообещал он очнувшемуся Дмитру.

– Нечего, нам на дороге стоять, принесет еще кого нечистый.

Сулим, ловко забрасывал на коней мертвых и живых. Смотреть на это было одно удовольствие. Перевернув очередного клиента на живот, Сулим, хватал его левой за шиворот, шоломы он поснимал, еще, когда паковал их, правой за ремень, и одним слитным движением закидывал поперек лошади. Опасаясь, что он, увлекшись, примется за нас, мы с Дмитром стали самостоятельно взбираться на лошадей. Помог ему встать и поддержал пока он, скрипя зубами, перебрасывал раненую ногу через седло, залез сам, стараясь не особо трусить пробитой щекой.

Езда, что мне, что Дмитру, приносила массу удовольствия, но к счастью, Сулим, быстро доехал до неприметной тропинки, свернул с дороги и помучив нас еще минут пять, выехал на бережок ручейка, который образовывал небольшую поляну, где начал разбивать лагерь. Пытаясь выдать членораздельные звуки, внушал ему следующую мысль. Если он сейчас выедет, то до ночи доберется до атамана, и завтра привезет его сюда. А мы и без него потихоньку устроимся. Единственное, попросил помочь снять с пленников доспех, привязать к одному дереву, стоя, предварительно примотав руки к туловищу и зафиксировав голову. Пожертвовав своими бронебойными болтами, загонял их в дерево из самострела. Два чуть выше ушей, обдирая кожу с головы, фиксируя голову по горизонтали. Потом просил Сулима, тянуть клиента за чуб, вверх, изо всех сил, вгонял два рядом с шеей под нижнюю челюсть, фиксируя по вертикали. Оставалось сильно прижать веревкой голову к стволу на уровне глаз и переносицы, чтоб полностью ее обездвижить. С пожилым вышло все на отлично, аж залюбовался своей работой. С кабаном были небольшие проблемы. Тупая стрела ударила его в профиль, в верхнюю часть скулы, раздробив глазницу и порвав кожу, затем свернула ему набок нос. Правый глаз вывалился из глазницы, и болтался на связках, был цел, но полностью залит кровью, как маленький помидор. Дмитро, с испугом отворачивал глаза от его лица. Сразу видно отсутствие кинематографа. Не привык к красочным картинкам. Поэтому кабану, пришлось фиксирующую веревку переместить выше, на уровень лба.

Напоследок попросив Сулима, побрить полностью голову пожилому, и отобрав у него очень удобный топорик, дал ему понять, что дальше справлюсь сам, а он может отправляться за начальством. Но умудренный жизненным опытом, Сулим, чувствовал беспокойство, от таких странных приготовлений.

– Богдан, я тебе не наказ даю, я тебя Христом Богом прошу, не замордуй их за ночь, иначе не сносить нам всем головы. Атаман приедет, сам нас порубит.

Выразив с помощью всех доступных звуков, свое возмущение такими подозрениями, поклялся на кресте, что оба живы будут. С сочувствием глядя на пленных, не могущих пошевелиться, Сулим ускакал за подмогой, а мне пришлось продолжать подготовку к бессонной ночи.