Борис Орлов - В окопах времени

— Спецснаряжение!

Усевшись по местам, все стали ждать темноты. Вдруг Сеня вскочил:

— Тихо!

Люди в сарае, сопоставив странный фонарик, одежду парня и припомнив услышанные ранее слова о «сборах», стали считать его неизвестно кем, но явно разбирающимся в деле. Потому послушались почти беспрекословно. Странный звук стал яснее. Какой-то не то стон, не то вой. Вдруг на монотонном фоне послышались крики по-немецки, пара хлестких выстрелов.

— Началось! Немцы сгоняют жителей! Темноты ждать не получится, надо или бежать сейчас, или помирать без боя.

Быстро решили — мужчины и женщины помас-сивнее навалятся на ворота, выломают их. После этого все бегут к лесу.

— Помните, толпой не собираться! Рассыпайтесь в ширину, разбегайтесь в разные стороны, а то одной очередью всех накроют! И еще — кто раненый, ноги сбиты или бежать не может — отвлекаем немцев, надо дать шанс остальным! Если удастся завладеть оружием — отходите к селу, но не за остальными, уводите в сторону! — перебивая друг друга, выдавали последние инструкции Сеня и Василий Никифорович.

Ну вот все и решилось — менять историю или нет. Или меняй — или гори в сарае заживо, выбор простой. Заодно и проверим, можно изменить историю или нет. Попробуем — и проверим.

Героем себя Сеня никоим образом не считал. Все, что произошло с ним за день, здорово изменило парня, но не настолько, чтоб идти с голыми руками против вооруженного противника в надежде завладеть его оружием. Будучи причислен к раненым, в выламывании двери Сеня не участвовал. Когда толпа хлынула в ворота, он оказался в гуще людей. Бахнули пару раз винтовки сторожей, разложивших костерок напротив дверей. Заверещал что-то неразборчивое голос доносчика, погубившего Раю, и пресекся внезапно. Сеня, ковыляя, бежал к лесу.

Было ли это проявлением неизменяемости истории или просто невезением, но навстречу волне людей из лесу по дороге выскочили три мотоцикла. Один из них — с коляской. Немцы спешились и открыли огонь, слева и чуть спереди, почти во фланг — классическая пулеметная позиция. Пулемет и внес основной вклад в срыв побега. Сеня видел, как летают над выпасом злые осы трассирующих пуль, как падают люди впереди, слева, сзади. Он не увидел и не услышал ту трассирующую пулю, которая погасла, ударив его под левую лопатку. Разворачиваясь от удара вокруг своей оси, он увидел, как падают под перекрестным огнем последние из бегущих. «Не удалось…», — подумал парень и упал, ощутив слева в груди уже знакомую черную звезду. Упал вперед, не имея сил выставить руки и обдирая лицо об асфальт.

…Об асфальт. Какой асфальт?!

— Эй, ты чего толкаешься? Откуда вообще выскочил, придурок!

— Может, ему плохо?

— Гы, или слишком хорошо!

Дома! Опять дома! Или — все это, 41-й год, война, кровь, пулеметная пуля в спину — привиделось? Бред от удара по голове? А где тогда гопота? Вообще, где я? И когда я?

Сеня брел к магазину. Шел третий день после его возвращения не то из прошлого, не то из бреда. Как выяснилось, он отсутствовал дома ровно сутки. Ветровка пропала. На майке, там, куда попала пуля, было опаленное отверстие, но на теле — никаких следов ранения. Родителям он рассказал почти чистую правду, но не всю. Шел через двор, напали, ударили по голове. Потом — ничего не помню, пока не упал на тротуар, может быть — из машины выкинули. Где был — не знаю, не помню. Родители терялись в догадках, напрягали участкового уполномоченного, таскали по врачам. Все было в порядке, кроме нервного срыва и общего утомления. Да появилась седая прядь справа за ухом.

Сегодня мать разрешила сходить в гастроном за кое-какими продуктами. Хотелось выйти на воздух, да и курить хотелось — уши пухли, дома же не разрешали, боялись сотрясения. Подойдя к киоску с куревом, Сеня, неожиданно для самого себя, вместо привычного по прежней жизни «Парламента» спросил:

— Папиросы есть какие-нибудь? «Беломор», например?

Продавец почему-то оглянулся по сторонам и, заговорщицки подмигнув Сене, сказал:

— А как же!

— Давай пачку.

Закурив (парень из киоска казался почему-то удивленным), Сеня вдруг услышал песню. Играли на гитаре, компания в ношеном камуфляже, стоявшая в глубине двора. Песня была старая, но раньше парень не обращал на нее внимания — нудная, и не потанцуешь. Сейчас же аккорды проигрыша схватили сердце в кулак. А уж слова…

Третий день пошел без меня —

Я остался там, на войне.

Пуля-дура третьего дня

Молча поселилась во мне…

«А ведь это про меня песня! Я остался там, на войне! Три дня назад, в июле сорок первого. В девятнадцать, но не с четвертью, а с половиной, лет»… Сеня, как завороженный, подходил все ближе к этой компании. Парень, игравший на гитаре, посмотрел в его глаза, что-то увидел там, понятное себе, мазнул взглядом по седой пряди. Кивнул головой, как бы разрешая подойти. Допев, спросил кротко:

— Кавказ?

— Нет, западнее намного, — ответил Сеня, странным образом угадав смысл вопроса. Музыкант на секунду нахмурился, что-то высчитывая про себя, потом, придя к какому-то выводу, протянул:

— Понятно…. Оставил ТАМ кого-то?

— Да…

— Парни…

Слушатели расступились, пропуская молодого человека в свой круг. Он вдруг ощутил в своей руке граненое стекло. Кто-то сбоку пояснил:

— Годовщина сегодня, по Володьке. Он там остался. Давай за всех, не вернувшихся…

Проглотив огненный комок не то водки, не то чего-то, что не давало дышать, поинтересовался:

— Ребята, а вы кто? Вроде раньше я вас тут не видел?

— Правильно, вон, Рыжий недавно в тот вон дом переехал. Сегодня вроде как и новоселье. А мы — поисковики, клуб.

— Тогда у меня к вам дело есть, — внезапно решился выяснить все окончательно Арсений. — Есть информация о воинском захоронении, июль 41-го. Километров тридцать от райцентра, около деревни одной. Есть координаты и приметы, надо бы проверить. Экипаж ТБ-3 там лежать должен.

Деревня вдали выглядела совсем не так, как описывал Арсению дядька Василий. И не только деревня. Исчез напрочь лесок из кленов и осин. Речушка ушла на дно магистральной мелиоративной канавы, заболоченная пойма превратилась в поле. А в скором будущем обещала превратиться в рощу — виднелись ряды посадки примерно пятилетнего возраста. Зато валун и лежал там, где его бросил ледник. Эдакий якорь к прошлому.

— Вот, от этого камешка — сто шагов к югу.

— Хм… Шаг — это единица расплывчатая. Металлические предметы в захоронении были, не знаешь?

— Должны были быть — медальоны, фляга пробитая. Кусок обшивки от самолета — на дне могилы.

— Ну, тогда найдем! — повеселел Шура, собирая миноискатель.

Они нашли.

Пять костяков, бережно переложенных в маленькие, как игрушечные, гробики для перезахоронения на поселковом кладбище. Три медальона, из них два — пустые. Только в одном просматривалось какое-то содержимое. Этот медальон командир отряда запаковал отдельно и особенно бережно, для передачи в экспертизу.