Олег Курылев - Шестая книга судьбы

Они стоят и смотрят друг другу в глаза.

— Мы так и не сказали главного, Эрна.

— Да, — соглашается она, — оставим это на потом. Пусть впереди нас еще ожидают эти слова. А пока сохраним их в сердце.

— Боже, Эрна, тем самым ты говоришь, что не любишь меня, но так, что не причиняешь мне боли. Но я-то должен сказать тебе…

Она прикасается пальцами к его губам.

— Потом. Мы сделаем это одновременно. Но сначала пусть пройдет время.

— Но это неправильно! Ведь идет война…

Кондуктор просит пассажиров пройти в вагон. Она приникает к нему и целует в губы, обвив его шею руками, а когда отстраняется, он видит в ее глазах слезы. Поезд трогается. Клаус встает на подножку рядом с кондуктором.

— Твои глаза сказали больше, чем ты сама. А что касается меня, то я люблю тебя с того самого первого нашего дня. Я, Клаус фон Тротта! Запомни это! Я повторю эти слова еще тысячу раз!

Поезд уже набирал ход. Он снял фуражку и поднял ее в вытянутой руке.

Снова одна. Как ни настраивала она себя, подготавливая к расставанию, ей уже в третий раз пришлось испытать это чувство разлуки и одиночества. Первый раз, когда уехал Мартин, второй — Петер и, наконец, теперь.

Эрна сидела в большой аудитории и рассеянно слушала текст недавнего радиообращения Гитлера в исполнении одной из студенток их факультета. По всему университету отменили текущие лекции и зачитывали эту речь, произнесенную фюрером третьего октября. Она была посвящена открываемой по всей стране кампаний «Зимней помощи», хотя Эрна ни разу так и не услышала в ней упоминания слова «зима». Гитлер снова объяснял немцам, почему он решил атаковать Советский Союз, как трудно ему было решиться на эту войну, как он ее не желал. Он долго объяснял, как тяжело ему было сохранить в тайне от немцев свои намерения, чтобы ударить внезапно.

«…Куда труднее мне было хранить молчание перед моими солдатами, которые дивизия за дивизией накапливались на восточной границе империи и не знали, что именно происходит. И именно ради них я хранил молчание.

Если бы я проронил одно-единственное слово, я бы не изменил решения Сталина. Но тогда эффекта неожиданности, остававшегося мне в качестве последнего оружия, не было бы. Любой намек, любая оговорка стоили бы жизней сотен тысяч наших товарищей. Поэтому я молчал до той минуты, пока наконец не решил взять инициативу в свои руки. Когда я вижу, что враг целится в меня из винтовки, я не буду ждать, пока он выстрелит. Я предпочитаю первым спустить курок».

Звонкий голос Аннемарии, той самой девушки, что играла Брунгильду в их спектакле, клеймил словами фюрера этих ненавистных большевиков. Они, эти варвары, доведшие свой народ до нищеты и рабства, угрожали не только Германии, но и всей Европе. Именно поэтому на пути «нового нашествия Чингисхана» встал героический немецкий солдат, спасая мир от угрозы, о которой он, этот беспечный мир, не имел ни малейшего понятия.

Потом пошло перечисление успехов и побед.

«Число пленных сейчас достигло примерно 2,5 миллиона русских. Число захваченных или уничтоженных нашими руками орудий — приблизительно 22 тысячи штук. Число захваченных или уничтоженных нашими руками танков — свыше 18 тысяч. Число уничтоженных на земле и сбитых в воздухе самолетов — свыше 14,5 тысячи…»

Аудитория восхищенно загудела, еще раз пораженная величием той мощи, которую им удалось сломить.

«…За нашей линией фронта — русская территория, дважды превышающая размеры Германской империи тридцать третьего года, когда я пришел к власти, или в четыре раза больше Англии…

…Наши солдаты сражаются на фронте гигантской протяженности против врагов, которые не являются людьми, а скорее животными, зверьми. Теперь мы знаем, в кого большевизм превращает людей.

Мы не можем описать гражданскому населению фатерлянда то, что происходит на Востоке. Это превосходит все самое зловещее, что может породить человеческое воображение. Враг сражается со скотской жаждой крови, с одной стороны, и из страха перед комиссарами — с другой.

Наши солдаты пришли на земли, двадцать пять лет бывшие под большевистской властью. Те из солдат, у которых в сердцах или в умах еще жили коммунистические идеи, вернутся домой в буквальном смысле этого слова исцеленными».

Эрна толкнула локтем своего соседа и прошептала:

— Эй, Феликс, где, ты говорил, твой отец?

— В 58-й пехотной.

— Где это?

— В северной группировке. А твой брат?

— Мартин в Финляндии. У них уже начинается полярная ночь. В последнем письме он говорит, что солнце уже не восходит, хотя к полудню еще ненадолго рассветает. Как думаешь, скоро мы разобьем русских?

— Ну уж к Рождеству-то обязательно, — убежденно зашептал Феликс. — Слушала вчера «Голос немецкого Верховного командования»? Наши взяли Орел, а накануне — Петрозаводск. Я смотрел по карте — скоро иванам крышка.

Эрна вместе с родителями регулярно слушала Курта Дитмара, передававшего по радио официальные сводки с фронтов. Голос этого пятидесятитрехлетнего генерала был знаком всей Германии. Все знали, что он сообщает самую точную и достоверную информацию.

«Германский народ может сегодня гордиться — у него лучшие политические руководители, лучший генералитет, лучшие инженеры и управленцы в экономике, а также лучшие рабочие, лучшие крестьяне, лучшие люди!

Спаять всех этих людей в одно нерасторжимое сообщество — вот задача, которую мы решаем как национал-социалисты. Эта задача стоит перед Германией более ясно, чем когда-либо прежде».

— Неужели они такие звери, как говорит доктор Геббельс? — спросила она.

— Русские? А ты думала! Если бы фюрер не разгадал их планов и не напал первым в июне, то не мы стояли бы теперь у Крыма и Петербурга, а иваны на Рейне.

В заключение Гитлер, как всегда, вспомнил о Боге.

«Только когда весь германский народ станет единым самоотверженным сообществом, мы сможем ждать и надеяться на помощь Господа Всемогущего. Всемогущий никогда не помогал лодырям. Он не помогает трусам. Он не помогает людям, которые сами не могут помочь себе. Это принципиально — помогите себе сами, и Всемогущий Господь не откажет вам в своей помощи!»

Торжественный голос Аннемарии смолк, и секунду стояла звонкая тишина. Потом аудитория взорвалась шумом аплодисментов. Кто-то встал, и сразу же поднялись остальные. Аплодировала и Эрна. Она желала только одного — окончания всех этих войн. А если препятствием к этой мечте оставались русские, то пускай Господь и фюрер покарают их.

— Рейх является внешней правовой структурой, представляя собой сообщество немцев во внешнем мире, выражая вместе с тем юридическую концепцию политического единства Германии…