Олег Шушаков - На сопках Маньчжурии

Похмеляться Галушка не стал. Пришел домой трезвый. И вот сидит теперь на кухне… И не знает, что делать дальше… А может, все-таки з н а е т? Детей они не нажили… А любовь… А была ли она у них? Хотя у нее, во всяком случае, судя по слухам, любовей было достаточное количество…

Качая бедрами, к нему подошла жена. Ее халат был небрежно завязан, предательски открывая грудь. Она села к нему на колени и стала целовать.

'Какая же ты лярва…' – подумал Галушка, аккуратно спихнул ее со своих коленей и сказал:

– Хватит, Лариса. Не надо… Больше я с тобой жить не буду.

Она отскочила от него с вытаращенными глазами… А потом закричала что-то, схватила и разбила об стенку тарелку, стоящую на столе… Он молчал. А она бегала по кухне, что-то выкрикивая, разбила еще две или три тарелки… Он встал и ушел в комнату. Она прибежала за ним, продолжая орать. Распахнутый халат вообще уже ничего не скрывал. Галушка смотрел на эту женщину и думал: 'И вот это… И только-то…'. А потом ушел из дому.

Вот, такая беда…

– Петр Никанорович, может, ты все-таки еще подумаешь? – Гапоненко вздохнул.

Галушка посмотрел на него и помотал головой.

Военком ситуацию понимал… И понимал, что эта женщина не постесняется, дойдет и до члена военного совета. Но, глядя сейчас на этого крепкого парня, настоящего моряка, пилота, и просто хорошего человека, Гапоненко решил его отстоять. И пусть они там что хотят, то и делают! Эта баба совсем нюх потеряла! Замордовала мужика! И что тут еще говорить!.. Нет, он знает, что сказать, если придется! А, скорее всего, придется…

– Ладно, Петро, делай, как знаешь… Что я не человек что ли! – старший политрук стукнул кулаком по столу и отвернулся, глядя в окно.

– Спасибо, Василь Палыч… – сказал капитан. Поднялся и вышел из кабинета.

С этого дня Галушка ночевал в каптерке. Откаряка была у него бронебойная. Ремонт бомбардировщика. И, кстати, это была чистая правда.

Потом они несколько дней подряд бросали мины на фарватеры у Японских островов.

А двадцать второго августа снова атаковали торпедами самурайские линкоры и крейсера… Потому что в море вышел практически в е с ь Императорский флот…

В небо поднялось сорок машин. Все, сколько было исправных, на тот момент в полку. И эскадру они раздолбали… Но назад их вернулось только девять из сорока… А Галушка опять уцелел. Заговоренный он, что ли?

Инженер осмотрел его изрешеченный ДБ (как будто и не чинили до этого) и сказал:

– Ничего страшного. Летать будет… Через неделю.

Капитан кивнул и пошел в штаб. Возле штаба он увидел пустую, тихо урчащую 'эмку'. Краснофлотец Тюкавкин, командирский шофер, отлучился по естественной надобности. А мотор, как обычно, не заглушил. Галушка, не раздумывая, сел за руль, нажал на газ и поехал в город.

Нарсуд он нашел методом опроса местного населения.

Петр написал заявление на развод и спросил:

– Когда?

Толстая, очкастая секретарша прочитала и глубокомысленно изрекла:

– Ну… Это будет зависеть от разных обстоятельств…

Галушка кивнул и вышел.

По пути в полк он заехал в винно-водочный и купил водки. На все деньги, что нашлись в карманах. Хватило еще на батон колбасы… Вернувшись на площадку, он подъехал к своему капониру. Штурман все понял без слов, подхватил ящик с бутылками и утащил в каптерку. А Галушка отогнал 'эмку' обратно к штабу…

К нему, задыхаясь, подбежал краснофлотец Тюкавкин и попытался что-то высказать. Но Галушка холодно посмотрел на него и сказал:

– З а т к н и с ь.

Краснофлотец моргнул и подавился словами.

Командир четвертого минно-торпедного авиаполка майор Портанский сидел за своим столом, тупо глядя перед собой. Не было больше никакого четвертого минно-торпедного…

Вернувшись из боя, он сначала еще что-то приказывал, куда-то звонил, кого-то куда-то посылал. Подписывал какие-то бумаги… А потом вдруг взорвался, выгнал всех из кабинета, сел и обхватил голову руками. К чему эта суета… Полка больше не было.

В том, п е р в о м вылете, семнадцатого августа, он потерял девятнадцать самолетов и четырнадцать экипажей. Из сегодняшнего, в т о р о г о вылета, не вернулась тридцать одна машина… Кого-то подобрали с воды летающие лодки. Почиковский звонил. Несколько экипажей… Везут…

Майору Портанскому хотелось достать ТТ и застрелиться… Там, в городке, десятки женщин ждут своих мужей, отцов своих детей. Но ждут напрасно… Что он им скажет? Господи, ну, почему он уцелел, а они погибли! Его торпеда попала! Стрелок-радист доложил… Они порвали самурайскую эскадру на части! Но, боже мой, как д о р о г о за это заплачено…

Его глаза внезапно наполнило слезами. И он сжал лицо ладонями, сдерживая, но не в силах сдержать рыдание. И вдохнул несколько раз поглубже. А потом проглотил горькие слезы и прикусил губу… Умереть за Родину не сложно, жить труднее.

В кабинет без стука вошел капитан Галушка, молча сел на стул напротив комполка и поставил на стол бутылку водки. Портанский посмотрел на него, а потом, также молча, выдвинул ящик письменного стола и достал два давно немытых стакана…

Неделю спустя, двадцать девятого августа, Указом Президиума Верховного Совета СССР тринадцати пилотам четвертого минно-торпедного авиаполка ВВС Тихоокеанского флота было присвоено звание Герой Советского Союза. Из них девятерым посмертно. За огненные тараны…

За мужество и героизм личного состава полк был награжден орденом Ленина.

Начальник ВВС ВМФ комдив Жаворонков лично проследил, чтобы четвертый минно-торпедный в кратчайшее время получил пополнение. Три эскадрильи торпедоносцев были срочно переброшены с Черного моря, а одна с Балтики. И теперь в полку снова имелось шестьдесят два ДБ-3Т. Помкомполка, вместо геройски таранившего вражеский крейсер капитана Синякова, был назначен капитан Токарев.

О том, что ему присвоено звание Героя лейтенант Полищук узнал в госпитале. Сначала он не поверил и думал, что ребята опять его разыгрывают, но ему показали газету, и он долго читал и перечитывал этот Указ:

'УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

За образцовое выполнение боевых заданий и геройство, проявленное при выполнении боевых заданий, присвоить звание Героя Советского Союза'.

Неужели это про него? Николаю казалось, что ничего он такого особенно геройского не сделал… Сделал то, что должен был сделать. И все. Он, между прочим, вообще, никаких подвигов совершать не собирался.

Список был д л и н н ы й… Тридцать девять фамилий… Глаза Николая выхватывали знакомые и незнакомые имена:

'Лейтенанту Василенко Александру Ивановичу

Сашка!.. Молодец!.. А еще говорил, летаем низко – Мама Будет Рада…

Капитану Галушке Петру Никаноровичу

Ага, и Петро тут!.. Альбатрос тихоокеанских морей!