Олег Шушаков - На сопках Маньчжурии

Бригада выстояла… Но Яков Давыдович Мошковский не долго радовался победе. Потому что, именно, в этот радостный для всех день, в ходе зачистки города от разбежавшихся самураев его настигла пуля.

Ничего этого лейтенант Рябцев, конечно, знать не мог. Потому что не положено было. Но и того, что он знал, было достаточно, чтобы Владимир понял, что Колька Дьяконов не врал и там действительно ж а р и л о! А, значит, не врал он и в остальном…

Но это ничего не меняло в его отношениях с Татьяной! Потому что ничего их изменить не могло…

Какая же ты дура! Ну, зачем же ты его опять поцеловала!

– Ты! – горько кричала ему она, глотая слезы. – Ты!

А он просто смотрел на нее… И ему было очень жаль эту милую девушку. Просто было очень жаль… Такая красивая… Такая хорошая… И такая несчастная… Но он ее не любил. И не хотел обманывать. А, может, любил, но как-то не так?.. А как?.. А, впрочем, не все ли равно…

Владимир так о т с т р а н е н н о думал обо всем этом, что даже если бы его сейчас стали убивать, не почувствовал. А, может, он уже умер? Наверное… Уже давно. Еще тогда в августе… Жаль ее. И пусть себе идет…

Владимир отвернулся и молчал.

Она убежала вся в слезах. А он смотрел на этот белый подоконник, облезший и потрескавшийся, смотрел на эти зеленые стены госпитального коридора, и думал о том, что, вот, он скоро вернется в строй… И сядет в самолет… И полетит в небо… Такое же льдисто-серое… Такое же огромное… Такое же недостижимое…

И было бы неплохо, если бы он убился.

Во всяком случае, может быть, тогда эта девушка успокоилась бы…

В начале ноября его выписали, и в ожидании нового назначения он переехал в командирскую гостиницу. И с Таней Маковкиной больше не встречался.

Но как-то однажды вечером вышел из гостиницы за сигаретами. И наткнулся на отчаянный взгляд идущей навстречу Татьяны. За талию ее обнимал какой-то невзрачный пехотный лейтенантик.

Владимир безразлично кивнул ей и протянул киоскеру смятую купюру:

– 'Казбек' и спички…

Они прошли мимо него и завернули за угол. А он дошел до тихого и пустого скверика, присел на скамейку и закурил. Ему было поровну. С кем Таня, что она, как она…

Мне бы одну. Ту бы. С нею бы все ночи…

Он курил и смотрел на чуть присыпанные грязным серым снегом читинские газоны. Всё, как и минувшей зимой. Когда он только-только сюда приехал. Ничего не изменилось. Небо – черное… Деревья – голые… Холодно…

Ненужный вечер в чужом ледяном городе на безлюдной морозной аллее.

На душе у него было пусто. Ничего не хотелось…

А то, что хотелось, было нельзя. Нельзя было достать ТТ из кобуры на боку и шлепнуться на хрен! Хотя на этот раз пистолет на боку имелся. И две обоймы к нему. Имелись…

Нет, стреляться он не будет. На него и у самураев пуля припасена, и у фашистов, и у британцев, и у американцев. А свою обойму он для них сбережет. Они ему за все и заплатят.

Таня подошла и молча села рядом с ним. Он бросил папиросу и без интереса посмотрел на нее:

– А этот где?

– Прогнала! – ответила она. – Мне н и к т о не нужен… – и вдруг заплакала навзрыд. – Кроме тебя…

Слезы неудержимо катились из ее огромных карих глаз. Она взяла Владимира за руку и стала целовать его замерзшие пальцы. А он почувствовал внезапно, какие у нее горячие слезы. И ему стало ее еще жальче. Но что он мог поделать…

А ничего ему делать было уже не надо.

В кармане френча лежал долгожданный вызов. Он получил его сегодня в штабе ВВС округа. Лейтенанту Пономареву предписывалось срочно прибыть в Москву, в наградной отдел Верховного Совета. Чтобы получить свои ордена.

Полковник Кравченко еще в начале августа сдал полк и убыл к новому месту службы. Он был назначен начальником отдела истребительной авиации Летной инспекции Рабочее-Крестьянской Армии. Это была очень высокая должность. Но, поднимаясь по служебной лестнице, Кравченко никогда не забывал своих бойцов, вовремя подавал наградные листы и присматривал за их прохождением через инстанции. И к первому дважды Герою Советского Союза, само собой, прислушивались.

Из-за ранения, ордена лейтенанта Пономарева все еще лежали в наградном отделе. А пока на его темно-синем френче поблескивал только один орден – монгольский, 'За воинскую доблесть', который ему, как многим другим, прямо на аэродроме вручил после разгрома самураев маршал Чойбалсан.

'А, ведь, вызов пришел в самый н у ж н ы й момент!' – подумал вдруг Владимир.

Он уезжает по вполне уважительной причине. А в Москве расшибется в лепешку, но сделает все, чтобы получить назначение как можно дальше от ЗабВО и от Читы. А, самое главное, как можно дальше от заплаканных глаз Татьяны…

И больше своей полевой почты Кольке н и к о г д а не даст!

На следующий день, не откладывая отъезд ни на минуту, как и положено дисциплинированному командиру РККА, лейтенант Пономарев сел в поезд и уехал.

А Таня осталась одна…

…Владимира поселили в гостинице 'Москва', совсем рядом с Красной площадью.

Когда он, постучал и зашел в номер, его сосед, молодой коренастый майор-танкист, стоял перед зеркалом в коридоре, насвистывая марш из известной кинокартины 'Три танкиста'.

– Здравствуйте! – сказал Владимир и представился. – Лейтенант Пономарев. Будем соседями.

– Здоровеньки булы! – ответил майор, протягивая руку. – Майор Ильченко, – и кивнул на монгольский орден у Владимира на груди. – В каком полку летал?

– У Кравченко! – ответил Владимир, заметив такой же орден на френче танкиста. Под Золотой Звездой Героя. Рядом орденом Ленина и двумя орденами Красного Знамени.

– Уважаю! – сказал танкист. – Давно ждал случая. С меня причитается! Ты вечером свободен или дела?

– Да, вроде свободен. В наградной отдел только зайти надо…

– Ага! – понимающе кивнул майор. – Заодно и ордена обмоем!.. Тут внизу ресторан есть. Посидим, погутарим! – он надел шинель. – Ну, ладно. Я в автобронетанковое пошел. До вечера, значит?

Владимир кивнул и майор, напевая 'на границе тучи ходят хмуро…' вышел.

Оставив вещи в номере, Владимир явился в наградной отдел Верховного Совета и предъявил документы. Ему велели подождать в коридоре. Он приготовился просидеть до вечера, но бумаги нашлись быстро. Все было в порядке, и его тут же включили в состав какой-то группы, которой через час должны были вручать ордена в Кремле.

Награждение прошло почти обыденно. Владимир даже слегка разочаровался. Он-то ожидал чего-то особенного, но ничего такого не случилось…

Сначала ордена вручали каким-то колхозникам и колхозницам. Потом вызвали Пономарева Владимира Ивановича. Председатель Президиума Верховного Совета Михаил Иванович Калинин отдал ему две красные коробочки и удостоверения к ним. Владимир аккуратно пожал старческую ладошку (его строго-настрого попросили руку Михаилу Ивановичу не жать и не трясти!) и на этом процедура завершилась.