Анатолий Гончар - ХМАРА

Второе утро моего "царствования" началось штурмом. Я едва успел проснуться, как в дверь моего "номера" снова забарабанили.

-Батюшка господарь, батюшка господарь, - голос кричавшего сорвался на хрип.

-Войдите! - крикнул я, вылезая из-под одеяла.

В комнату ввалился запыхавшийся Фрол. Его глаза бешено вращались, а руки лихорадочно дрожали.

-Батюшка господарь-воевода, - ого, я уже и воевода (главнокомандующий, значит), расту, расту, - беда!

-Что, опять кого побили, порезали? - с сарказмом заметил я, неспешно поднявшись и натягивая штаны.

-Хуже господарь, хуже. Война. Окурки да Лешалые на город идут, приступом брать хотят.

-Что??? - я не поверил своим ушам.

-Не вели казнить! - всегда красная рожа Фрола теперь была бледна, как шляпка поганки, - вели слово молвить.

-Валяй, - лениво отмахнулся я, накинул куртку, перепоясался ремнем, на правую сторону повесил старательно не замечавший происходящего и спящий волшебный ведунец, прицепил простой меч на левую.

-Токась от дозорных, что по вашему приказу на подступах к городу вчерась поставлены, нарочный прискакал. Докладал значица: идет на нас тьма-тьмущая. - Фрол вытер выступивший на лбу пот полой своего армячишки, - люди Лешалые да окурки заозёрные.

-Окурки, а это кто ещё такие?

-Так ить что орки, тока помельче будут. - Тьфу, я так прям всё и понял, можно подумать про орков я знаю больше, ничего, в борозде разберемся.

-Сколько? - уже идя к двери, уточнил я, пинком отшвыривая стоявшие на пути сапоги отца Клементия. Мефодий, отряженный в дозор старшим, хоть мне и не очень нравился, но был вполне опытным, чтобы прежде чем отсылать гонца выяснить численность вражеского войска.

-Лешалых сотни две, - ну это мы разберемся, какие они вояки, я видел, - да окурков сотен пять. (Всего семьсот, а это уже серьёзно).

-Вооружение? - на всякий случай уточнил я, не думая, что услышу что-то новое.

-Луки со стрелами, мечи да дубинки, да доспех заморский, кованный, почитай на каждом окурке понадетый.

-Доспехи? - вот тебе бабушка и прощённый день. И чем мы их побивать станем? У нас мечей двух десятков не наскребается. Плохо, все плохо.

-Да ваше благородие, Тихон грит, так и блистает, так и блистает.

-Ладно, Фрол, бог с ними, беги на площадь, бей в набат, собирай народ. Пусть кто чем может вооружается. Я сейчас подоспею, до ворот сбегаю, что как гляну.

-Куда это ты без меня и слова божьего бежать надумал? - из распахнувшихся дверей спальни показалась заспанная физия отца Клементия.

-Война, - коротко ответил я, собираясь выбежать вслед за загромыхавшим по лестнице стражником.

-Вот и я говорю, куда ить собрался без молитвы, без напутствия, без причастия божьего, без помощи дружеской. Мы ведь тоже ,чай, не всегда господа славили, - произнес, закатывая рукава, достопочтенный Клементий. - Было дело и кистенем помахать пришлось.

-(Ага, вот откуда у него такие многообещающие навыки да снисходительное отношение к чужим слабостям и порокам. Как он тогда за ведьм-то вступился, а?!).

- Если что и мечом подмогнуть можем.

-О чем ты говоришь, брат мой? - из-за другой двери показалась рожа отца Иннокентия. - Разве к лицу человеку духовного звания за оружие браться? Только молитвами да смирением, смирением да молитвами.

-Истину глаголешь, брат мой, - отец Клементий трижды перекрестился, - молись за нас и упокоятся враги наши на веки вечные. Аминь.

-Что ты, отец Клементий, мелешь? Разве же я могу вас бросить? Я иду с вами, - при этих словах Иннокентий натянул на макушку свою "панамку" и решительно шагнул к двери.

Я представляю, как выглядела наша троица со стороны. Посредине я в коричневом кожаном костюме аля джинсовка, на голове бандана из медицинской косынки, с боков длинные мечи в ножнах. Справа и слева, словно черные вороны, в развевающихся под порывами северного ветра рясах два батюшки. Один- худой и длинный как каланча, в черной шапочке и с искрящем на солнце серебреным крестом на груди. Второй - коренастый пузатик с пудовыми кулачищами, в правом из которых зажат наподобие дубины такой же серебреный крест, в левой здоровенный посох. Чёрная богословская шапочка небрежно засунута в карман, а непокрытая голова сияет лысиной. Идем, печатая шаг, ать-два, ать-два, ни дать, ни взять знаменосцы на параде. А на площади уже толпа, ничего, подождут, до ворот недалеко, пара минут хода.

Поднявшись по полуразрушенным ступеням, мы выбрались на гребень стены и взглянули вдаль. На горизонте уже показалась большая толпа наступающих. Пыль, поднятая ногами, застилала ряды вражьего воинства, двигавшегося на город, но и того, что я видел, было достаточно, чтобы понять всю тщетность надежд выдержать натиск нападавших.

-Идем назад, быстро, - отрывисто бросил я и, ничего не объясняя, кинулся вниз по ступенькам.

Толпа шумела, я взобрался на последний еще не до конца разобранный эшафот и, призывая к тишине, поднял руку.

-Граждане! Враг у порога! Всех способных держать оружие прошу выйти... (чуть было не ляпнул "из строя") ... и занять место позади меня. Толпа нестройно загудела, несколько десятков мужиков отделились от "обчества" и неторопливыми шагами направились в указанное место, некоторые незлобно отбивались от пытавшихся их удержать жен.

-И это всё? - вопросил я, надеявшийся увидеть хотя бы сотни две добровольцев. Толпа притихла.

-Ой, люди, что деется, что деется? - раздался пронзительный женский голос. - Это что же, мой теперь на смертный бой помирать пойдет, а Юлевнин дома будет отсиживаться? Да я лучше сама рядом с мужем встану, чем такой позор-то видеть.

-Правду говорит женщина, - неожиданно встретив поддержку, я воодушевился, - так дело не пойдет. Раз нет добровольцев, то своим именем объявляю тотальную мобилизацию.

-Чаво, чаво? - переспросил у молодого, едва вошедшего в лета, парня, старый, сгорбленный дед, стоявший прямо напротив меня.

-А что тут понимать, господарь градоначальник гуторит, коль кто на бой не пойдет, татью того объявит и мудреной смерти предаст, - вот это, я понимаю ,перевод. Народ сразу воодушевился и, расталкивая друг друга, наперегонки кинулся становиться добровольцем.

Вскоре две сотни разномастно одетых и вооруженных мужчин, гремя дубинками, вилами, самодельными пиками, нестройной толпой двинулись к воротам, из которых на взмыленных конях галопом выскочили четверо всадников и, не останавливаясь, проскакали в мою сторону.

-Ваше господарство! - Мефодий соскочил с коня, припал на колено и тяжело дыша, будто это он, а не лошадь, мчал две мили, начал рассказывать. -Девятьсот окурков и почти три сотни Лешалых в вооружении полном на город движут... - он притих, ожидая моих вопросов, но я промолчал, давая ему закончить уже вертевшуюся у него на языке мысль самому. - Не сдюжить нам.