И. Николаев - Новый мир.

Шествуя в сопровождении Шанова и неразговорчивого майора госбезопасности по дорожке выложенной как-то по пролетарски - битым красным кирпичом, Солодин уже знал, к кому идет. Привычка Сталина общаться с людьми на даче, в приватной обстановке была общеизвестна. С одной стороны, душа замирала в нетерпеливом ожидании, очевидно было, что абы кого и просто поговорить Главный вызывать не станет, тем более посылая специального порученца высокого ранга. С другой, все это сильно нервировало. Очень сильно. Солодин никогда не боялся начальства, но именно теперь ловил себя на мысли, что возможно лучше было бы остаться во Владимире и кропотливо пахать свою преподавательскую делянку.

"Кто высоко поднимается, тот низко падает", вспомнилось совершенно некстати. В голову как назло полезли многочисленные восточные присказки насчет алчущих злата и славы, а получающих скорпионов и тому подобную награду. Глядя в широкую спину майора, лидирующего маленькую процессию, Солодин запретил себе думать о плохом и приказал ожидать только хорошего.

Сталин принял его на крытой полукруглой веранде с полом из некрашеных, гладко струганных досок отполированных так, что они, казалось, светятся мягким медовым сиянием. Апрельское солнце прыгало и играло в многочисленных маленьких прямоугольниках витражного остекления, пряные запахи апрельского леса, находящегося в самом зените расцветания струились прямо на веранду, где смешивались с ароматом горячего крепкого чая и еще теплых, наверное, едва из печки сушек - традиционного сталинского угощения.

- Здравствуйте, товарищ Солодин, - негромко произнес Сталин. За исключением знаменитого серого френча с воротником стойкой он был не похож на свои официальные фотографии. Лицо со следами оспинок, умело заретушированных фотографами, седые усы, при нем не было трубки, без которой трудно было представить Вождя. Полковник отметил, что в молодости Сталин был видимо достаточно высокого роста, хотя конечно не такой гигант как можно было предположить по парадным изображениям. Не заметил он и какого-то особенного магнетического взгляда, о котором немало слышал. Взор Главного был умеренно доброжелателен, светился цепким и умным вниманием. Но не более.

- Здравия желаю, товарищ Сталин! - умерено громко ответил Солодин, вытягиваясь "во-фрунт", как и положено перед Главнокомандующим.

- Вольно, - усмехнулся Сталин. - Вольно, товарищ полковник... Проходите, присаживайтесь. Разговор у нас будет не короткий...Прошу к столу.

Стол был простой, круглый, с настоящим самоваром посередине, большой тарелкой с сушками, крупными, вкуснейшими даже на вид. На отдельном маленьком блюдечке высилась горка кускового сахара, похожего на обломки желтоватого хрусталя - полковника сразу пронзила ностальгия по детству. Чашки, снаружи зеленые в крупный белый горошек приглашающее сияли неземной белизной внутри. С краю стола лежали три или четыре папки простого белого картона, сложенные очень аккуратной стопкой, немного не вписывающиеся в общую картину, но настраивающие на рабочий лад.

Ну что же, если Сам приглашает, подумал Солодин и, не чинясь, сел к столу, откинувшись на спинку плетеного стула достаточно вольно, но не разваливаясь..

- Знакомы с таким... приспособлением? - с легким прищуром спросил Сталин, указывая на самовар.

- А как же, - откликнулся Солодин, деловито разливая кипяток по чашкам и повторяя про себя "это просто старый человек, обычный старый человек, я наливаю ему чай, почему бы мне не налить чаю обычному старому человеку?" - мы народ тульский, самовары да пряники - наш хлеб.

- И то верно, - согласился Сталин, принимая чашку, с видимым удовольствием вдохнул запах свежезаваренного чая, широко раздувая ноздри. - А то я подумал, в дальних странствиях, может, забыли...

Его быстрый взгляд уколол как тонкой спицей и снова скрылся за приопущенными веками, Сталин с удовольствием прихлебывал из чашки, похрустывая сушкой, но Солодин при всей внешней расслабленности и спокойствии был настороже. Конечно же, он никогда в жизни не видел Главного, тем более не общался с ним, но все, что он слышал об Отце Народов, говорило, просто кричало, что он, Семен Маркович Солодин, здесь не для чаепития. И каждое слово, что говорит собеседник, имеет свой вес и смысл. Каким бы легкомысленным и беззаботным не казалось.

- Нет, товарищ Сталин, не забыл, - осторожно произнес он, - хотя, конечно, настоящего самовара и настоящего чая там, где я побывал, обычно не водилось.

"Да, вот так, достаточно откровенно, ничего не скрывая, но и не пускаясь в излишнюю откровенность, он и так все обо мне знает. Покажу, что скрывать мне нечего, но упаси бог бравировать".

- Это хорошо, - неопределенно сказал Сталин, и было непонятно к чему это "хорошо" относится. То ли к тому, что за границей хорошего чая не достать, то ли к тому, что Солодин не забыл корни.

- Как в целом живете, товарищ Солодин? - неожиданно спросил Главный.

- Спасибо, товарищ Сталин, - как только мог дипломатично ответил Солодин. - Неплохо. Немного необычно было перейти из действующей на преподавательскую, но ничего, привык. Интересно.

- Да, нужное дело, - согласился собеседник, - подрастающее поколение нужно учить. Это очень важно - учить... Мало какая работа сравнится с учительской. Инженеры человеческих душ... Тьфу! - Сталин неожиданно фыркнул, очень по-человечески, совершенно не по генсековски, а Солодин облился холодным потом при мысли о том, что едва не поддакнул расхожему определению, лично ему казавшемуся очень удачным. - Кто пустил это глупое сравнение? "Инженеры!" Дети, подростки, юноши - это не машины, их по инструкции не соберешь и не настроишь!

На мгновение Солодину показалось, что Сталин, задумавшись, потерял самоконтроль. И сквозь доброжелательную, но все же маску Вождя проступил человек, искренне болеющий за всю молодежь, озабоченный тем, как научить, воспитать, терпеливо и осторожно ввести в жизнь. Но Сталин поставил чашку на стол, хороший фарфор глухо и солидно стукнул о дерево, и иллюзия рассеялась как дым на ветру. Перед полковником снова сидел Иосиф Сталин, Генеральный Секретарь, самый могущественный человек страны. Умный, непредсказуемый, расчетливый.

Восприняв отставленную чашку как сигнал окончания чаепития и вступления, полковник так же отставил чашку и принял положение, наиболее, по его мнению, полно отражающее несуетливое, но предельное внимание.

- Товарищ Солодин... - неспешно произнес Сталин с какой-то непонятной задумчивостью и продолжил гораздо быстрее, - я вас попросил придти для одного очень, очень важного дела. Я бы сказал... да, что нужна ваша небольшая помощь.

Попросил, ага, подумал Солодин, но всем видом изобразил готовность помочь такому хорошему человеку.