Ма Лернер - Дорога без возврата

— Живой, — задумчиво сказала Даша и повернулась ко мне.

— А?

— А ты что думаешь о Боге?

— Ничего не думаю.

— Как это?

— Меня учили другому. Где-то там, — я ткнул рукой в небо, — после смерти тела собираются души. Это не такое... в виде того же человека с крылышками, который сидит и на арфе блямкает бесконечное множество лет. И не эта... Вальгалла... где собираются герои в бесконечном выпивоне и время от времени выходят подраться с друг другом или своими земными врагами. А утром опять встают здоровые и снова квасят. Это просто скучно. И то, и другое. Бесконечно одно и то же.

Душа — это твоя память и опыт в виде энергетического поля. После смерти тела все души собираются вместе, и опыт, память и знания становятся общими. Вот тогда они коллективно и решают, как ты жил. Больше было хорошего или плохого. От других при слиянии такое не скроешь. Они взвешивают тебя согласно законам, по которым ты жил и выносят решение. Ты ж понимаешь, у разных народов можно по разному относиться к одинаковым вещам. Для одних самоубийство грех, для других доблесть.

Вот по твоей жизни и выносится решение. Обычно твои плохие и хорошие поступки на одном уровне находятся. Тогда ты снова можешь родиться, но памяти о прошлой жизни у тебя не будет. Тут есть масса разных нюансов и условий в зависимости от того, что перевешивает. Могут спросить тебя, в ком ты хочешь возродиться, могут послать в ребенка твоего врага. Или в женщину, если ты был мужчиной и обижал противоположный пол. Считается, что для правильного понимания жизни тебе необходимо испытать на своей шкуре несправедливость.

Если хорошие поступки намного превышают плохие, память о прошлой жизни сохранится. Тут опять же есть зависимость, сколько и о чем. Есть такие примеры. А вот если ты жил неправильно, то душа твоя просто распыляется и не возродится вновь.

— Но ведь это может быть неправильно, — подумав, сказала Даша. — Вот у кого-то принято родителей или детей в голодные годы выкидывать на смерть. Это так в обычае. Значит что? Они на общем решении считают, что он праведник?

— У всего есть причина. Если такое делают, значит, на всех еды не хватает. Для нас это дикость, для них вполне нормально. Но вот если в тех местах с продуктами проблем не будут, они же перестанут такое делать?

— Ну, да, наверное, — неуверенно сказала она.

— Значит, и не станет такой традиции, и следующее поколение уже не будет считать это нормальным. А тогда и решение будет соответствующее. Законы и традиции меняются в зависимости от происходящего. Что было нормально раньше — сейчас вполне возможно нет. И наоборот.

— Вот есть заповеди: не убей, не укради, не возжелай имущества или там жену ближнего. Для меня это ерунда. Все зависит от того, кого и в какой ситуации убить или своровать. Что за бред подставить другую щеку? Сами христиане этого не делают. Напал на меня — значит будь готов умереть. Уж как бы это некрасиво ни звучало, но если мои дети хотят есть, — теоретически, своих пока нет, — усмехнулся на Дашины поднятые брови, — я украду и плевать мне что это незаконно и наказывается. Мои дети для меня важнее. Пусть потом после смерти решают, что правильнее, дать своим детям умереть или украсть. Даже если чужим детям от этого будет плохо. Для себя я решил.

А что касается пожелать и взять — это две разные вещи. Я могу смотреть с восхищением на чужую жену и нормальной женщине это только понравится. Она для того одевалась и красилась, чтобы ею восхищались. Но вот трогать я ее не буду. Она чужая жена. И то же с восхищением имуществом. Оно чужое, но почему я должен отворачиваться от коня соседа, а не восхищаться им? Потому что я могу взять себе? Это пусть христиане трясутся, если у них нет воли и уважения к чужому. Их Бог заранее решил, что доверять своим верующим нельзя. Все они нарушат его заповеди, дай только увидеть.

Впрочем, — помолчав, добавил я, — я, естественно, упрощал. В жизни все всегда сложнее. Но эти вопросы про душу и веру надо решать со специалистами. А я простой парень, и не стоит со мной это обсуждать.

— Впереди много домов, — сообщила "говорилка".

— Это Варшава, — оживилась Даша. — Летчик, возвращайся и садись на палубу.

Об этом мы давно договорились. Незачем было светиться лишний раз. Заодно и профилактику проведем, пока стоять будем.

Через четверть часа он появился, сделал круг и, выпустив парашют, точно опустился на палубу. Из трюма начали выползать остальные члены экспедиции. Хоть и маленькое, но развлечение. Второй из двух основных центров славянской цивилизации. Вопреки названию здесь проживали не одни поляки. Были в большом количестве чехословаки, хорваты, украинские униаты. Все считающие себя католиками или имеющие претензии к православным и бывшим советским, куда относились в основном русские. Оба центра имели вечные проблемы в общении, перенося земные счеты со вкусом и удовольствием в далекий космос и считали себя ничем не хуже соседей. Наоборот, они-то как раз и есть самые правильные.

На правом берегу Дуная были в основном жилые кварталы, на левом угольные карьеры и производство. Там была построена целая промзона, причем имелся отдельный грузовой порт и по соседству квартал для приезжих. В саму Новую Варшаву чужаков не слишком стремились пускать. Прямого запрета не было, но вполне могли отказаться обслуживать в магазинах, не сдавали жилье и очень часто делали вид, что не понимают русский язык, который в зоне выполнял функции, что называется, языка международного общения.

Рейдеры дружной компанией засобирались в ближайший кабак, оставляя на борту Дядю, никогда не проявляющего интереса к подобным мероприятиям. Черепаха заявила, что ей эти развлечения не интересны, и лучше она поспит в компании с волками и Красоткой, а потом сменит Дядю.

Я настроился проверять Летчика, хотя особой нужды в этом не было. Он сам моментально сообщал о любых подозрениях в своем самочувствии. Это ведь не просто механизм, а его тело. Вот кому знать о неполадках, как не самому самолету. Тут ко мне подошла Даша и, помявшись, сказала просительно: — Живой, а ты не можешь меня проводить?

У меня дядя живет недалеко, брат матери, а Рафик не хочет одну отпускать.

Я оглянулся на него. Рафик кивнул и развел руками. Вроде поступай как хочешь.

— Почему нет? Когда еще удастся на город посмотреть...

Она радостно улыбнулась.

— Так я тебя жду у трапа, сейчас только подарки возьму, — и побежала в трюм.

Ну, мне собираться особо не надо. Майку и рубашку сменил, на свежие, все-таки в гости идем. Дело к вечеру, так что куртка нужна. Даже днем не сильно жарко. Критически посмотрел на обувку, но решил и так сойдет. Поколебался, но решил, что без СВДшки можно и обойтись, в городе не потребуется, только мешать будет. Вот ножи с узи и Стечкиным оставить даже не подумал. Под свободной курткой не выпирают, а гулять по незнакомому месту без оружия не в привычках Народа.