Станислав Гагарин - …Пожнешь бурю: Хроника двух трагических часов

– Лошадь, которую нельзя объездить, приучить к хомуту, пускают на колбасу салями, – говорил дед, с удовольствием поедая эту самую колбасу, которую привозили ему до войны из Венгрии, а потом из одного австрийского городка на Дунае.

Под «лошадью» дедуля Розенфельд подразумевал Россию…

Ненавидел Питер Розенфельд и нынешнего Президента, который носил заурядную, широко распространенную в Америке ирландскую фамилию. Этому человеку Ангелочек не мог простить курса на мирные соглашения с русскими, установление обстановки искренней благожелательности в стране, которую босс Северо-Востока считал собственной вотчиной.

– Вертолет садится на соседнюю поляну, – сообщил Эдгар Гэйвин. – Еще немного, джентльмены, и мы увидим труп этого человека.

Идея снабдить убийц видеокамерой, чтобы спять на пленку мертвого Президента и передать изображение на экраны Комитета семи, принадлежала Галперу. Ее поддержали единодушно. Одно дело – получить информацию от подчиненных, и совсем другое, когда увидишь собственными глазами изрешеченный пулями труп врага.

Годфри, – обратился к Сержанту Биллу председатель комитета, – а что у нас в Пентагоне? Чем занимается Пенсионер? Вы не сняли там наше наблюдение?

Что вы! – воскликнул Уильям Годфри. – Дональд окружил Перри верными людьми. Мы знаем, что Пенсионер для виду ищет подтверждения версии с рус скими лунниками, но Крузо блокирует все его попытки разобраться в происходящем.

А как дела на Центральном командном пункте? – спросил Джон Галпер. – Там нас не подведут?

Это исключено, – покачал головой Сержант Билл. – Приказ министра принят и передан во все стратегические подразделения, это зафиксировали мои люди. Весь вопрос во времени, по и страховочный час, который отмерил Пенсионер, подходит к концу. Можно объявить атомную тревогу и сообщить Америке о чудовищном коварстве русских.

Операция «Миннесота» не закончена, – предупредил его Патрик Холл. – Мы еще не видели объект мертвым, Годфри. Не забывайте об этом. Все пропало, если Президент окажется живым.

Вот именно, – подхватил Питер Розенфельд, выразительно взглянув на Эдгара Гэйвина: – Если бы теракт в отношении русофила из Миннесоты поручили мне, ирландец давно бы отправился к праотцам.

Джон Галпер хотел произнести нечто примирительное, ему не нравилась агрессивность Ангелочка Пита – надо тоньше работать. Но в этот момент подал знак его личный секретарь: необходимо подойти к блоку конфиденциальной связи…

Когда Василий Макаров стал подводником, младший брат сказал ему как-то, когда они встретились вместе в отцовском доме:

Вот ты всю жизнь мечтал о море, Василий. Я хоть и совсем еще салагой был, а хорошо помню, как мамину простыню на паруса для модели фрегата изрезал. И вот ты сейчас вроде моряк…

Почему это «вроде»? – спокойно возразил подводник. – У меня уже пять океанских походов за кормой, тысячи миль плавания.

Верно, – согласился Юрий. – Миль накрутил довольно. Но ведь моря ты не видишь! Того, которым бредил. Ни штормов тебе, ни штилей, смерчей там разных, тропических закатов, земли на горизонте и тому подобных картинок. У тебя вся жизнь как в песне: «Кругом вода, одна вода…» И ты из нее выныриваешь едва ли не под самым балконом своего дома в Гремяченске.

Ну, про балкон ты, конечно, загнул, брательник, хотя и образно изъяснился, – улыбнулся Василий. – Да и в остальном ты не прав. Мне кажется, что подводники даже не вдвойне моряки, как называют рыбаков, нет, мы- моряки трижды. Ведь те, кто плавает по поверхности, только гости моря. И перемещаются они лишь в двух измерениях, по плоскости. А у нас есть еще и верх-низ. Понимаешь? Мы не гости в океане, а составная часть его. Моя лодка умеет все, что в состоянии проделать любая рыба. И даже больше.

– Ну уж, – возразил Макаров-младший.

Вот ты знаешь, конечно, о поразительных свойствах дельфинов. А я ведь на субмарине обхожу этих обитателей океанской стихии по многим параметрам. Могу нырнуть и лечь на морское дно на такой глубине, что и рыбам не под силу. Ему необходимо довольно часто подниматься на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, а мне это вовсе ни к чему. Захочу – буду лежать на грунте или мчаться через Мировой океан, не поднимаясь к солнцу, на поверхность весьма длительное время. Время нашего пребывания под водой ограничивает только состояние человеческой психики. И я не боюсь глубины, чувствую ее, как птица воспринимает высоту. С помощью воображения сам становлюсь лодкой, сливаюсь с ней воедино, а затем и океанская пучина становится для меня родной колыбелью.

Ты там еще стихов не пишешь, случайно? – поддел брата Юрий.

Стихов не пишу, а читаю их нередко, – ответил Василий. – Был такой поэт Алексей Лебедев, штурман подводной лодки, он погиб во время войны. Вот Лебедев писал стихи, у него был необыкновенный поэтический дар. П в те суровые времена поэт-подводник мечтал о том времени, когда субмарины из боевых кораблей превратятся в пассажирские и повезут они любознательных туристов на морское дно, в коралловые джунгли, к развалинам Атлантиды. А что? Из нашей лодки вполне можно сделать мирный корабль… Снять с нее ракетные системы, а взамен понаделать побольше кают и шлюзов для выхода пассажиров на подводные прогулки. Подавай заявку – устрою тебе круиз по-родственному.

Увы, – посерьезнев, сказал Юрий Макаров, – думаю, что ты еще долго будешь нужен, Вася, в нынешнем своем качестве.

Василий Макаров нисколько не кривил душой, говоря так возвышенно о море, которое постигал он в трех измерениях. Он знал, что в состоянии охватить необъятность океана и четвертым измерением – чувствами, сознанием, мыслью. Еще на первом курсе Макаров прочитал в старинной морской книжке и перенес в дневник такие слова: «Море – лучшая школа добра и мужества. Не может оно научить человека плохому. Море способно поглотить немало людских надежд и само по себе является надеждой. Когда человек отдает швартовы и выходит на свидание с морем, душа его возвышается. Все мелочное и суетное остается за бортом, а сердце распахивается навстречу прекрасному и мужественному…»

Василий Макаров посвятил жизнь охране страны от атомных подлодок. Уже было известно, что охотиться на них с поверхности океана надводными кораблями и морской авиацией неизмеримо труднее, нежели отыскивать вражеские субмарины тому, кто находится в одной с ними среде. Морская вода, в которой перемещаются противники, практически непроницаема для электромагнитных излучений, на базе которых работают современные поисковые радары. Глохнут в соленой воде и почти все другие волны. Остается одно – гидроакустика. Но и тут свои сложности. Вода в океане далеко не однородна, а скорость распространения звука в ней зависит от плотности среды, содержания соли, теплового режима. Распространяющийся по прямому направлению звук вдруг может натолкнуться на более плотный слой морской воды и уйти в сторону, исказить сигнал. Существуют в океане и «теневые секторы», в них звук вообще не распространяется.