Олег Верещагин - Крылатая сотня. Сборник рассказов

— Ничего… — мальчишка неприятно усмехнулся, — наши скоро все помойки как следует почистят, и до ваших доберутся… А моё упрямство — моё дело… — он пошевелил плечом.

— Я хочу предложить тебе начать новую жизнь, — спокойно сказал капитан. — Совсем новую, Ник. С хорошими перспективами, новыми друзьями и интересным делом.

Мальчишка слушал. Не рычал, не пытался кинуться, не морщился презрительно —

слушал, и Лафферти мысленно улыбнулся. Он видел за время своей карьеры несколько случаев, когда именно вот из таких ненавистников, из яростных малолетних врагов и выковывались воины демократии — главное вовремя подойти и сказать нужные слова.

— Поясните вашу мысль, — сказал вдруг русский, и Лафферти вздрогнул от неожиданности, удивлённо смерил мальчишку взглядом. На долю секунды он увидел за нынешней внешностью измученного волчонка довоенного мальчишку — вежливого, чистенького, а главное — умного. Увидел — и ощутил что-то вроде предвкушения усаживающегося за стол гурмана: вот это будет приобретение! Только бы не сорвалось!

— Я не буду произносить примитивных вещей — вроде того, что одно твоё слово, и твоя судьба изменится, и так далее, — небрежно сказал капитан. — Ты, по-моему, только расхохочешься в ответ.

— Ещё бы, — без тени улыбки ответил русский и сморщился от боли.

— Давай сделаем так, — Лафферти отпил кофе. — Тебя поместят сейчас в отдельную каюту. Отмоешься. Выспишься. Отъешься. И почитаешь кое-какие бумаги. Это тебя ни к чему не обяжет. Не захочешь — откажешься оптом. Тогда тебя расстреляют. Тоже выигрыш, согласись. Итак?

Мальчишка вдруг нагло потянулся. Лафферти видел, как больно ему двигаться, но он потянулся — свободно и лениво. И сказал с насмешкой:

— А вы мне сперва показались умнее. Жаль, что ваши мысли не идут дальше желания переманить меня на вашу сторону… что, "серые спинки"(1.) здорово прижали вашу демократическую срань, понадобились и на своей земле нанятые защитники демократии? Не удивляйтесь, слухи везде пролезут… Ну так я желаю им всего лучшего — вот если бы меня вербовал кто-то из них, я бы подумал ещё. А от вас мне ничего не нужно — кроме того, чтобы вы шли в ад со своими бумагами, каютой и интересным будущим… и я согласен пойти с вами, чтоб посмотреть, как вас зажарят на рашпере…

____________________________________________________________________________________________________________________

1. "Серые", "серые спинки" — прозвище южан времён гражданской войны в США. Возродилось в описываемое время как прозвище белых мятежников-конфедератов, воевавших против центральной власти.

— Жаль, — искренне сказал Лафферти. — Ну что ж, я позабочусь, чтобы твоя смерть была максимально тяжёлой, долгой и неприятной… А скажи, — с интересом спросил вдруг капитан, — почему ты не согласился на моё предложение? Что ты потерял? Пожил бы дня два-три по-человечески напоследок, а потом — всего-то пуля в затылок, это совсем не больно и очень быстро. Почему?

— А потому, что мне любые ваши предложения неинтересны, — казал русский негромко и посмотрел прямо в глаза капитану — своим единственным. — А притворяться перед вами — противно. Вы — убийцы и конец ваш будет ужасен. Вот вам вся правда и моё слово.

— Мальчик, — Лафферти встал и шире расставил ноги на качке, — глупый мальчик. Когда лучшие из вас — такие, как ты! — погибнут — те, кто останется, сами откроют нам ворота и души.

— Я прошу разрешить мне, — вместо ответа сказал мальчишка, — попрощаться. Там, где я сидел.

— Прощайся, — кивнул капитан. — Тебя отведут.

* * *

Прижавшись к решётке, Динка отчаянно смотрела на присевшего на корточки Кольку. Потом, не выдержав, всхлипнула, дёрнула прутья.

— Не надо, Дин, — попросил он. — Не плачь. Они на нас смотрят… — он надел на шею вытащенный откуда-то из уголка тонкий ремешок к неправильной формы каменным крестиком. — Мне не страшно. Немного тоскливо. Ты постарайся бежать. я договаривался с Мишкой Рейхе — вон тот молодой мужик. Он тебя возьмёт с собой. Вот…

Динка протянула руки сквозь решётку, и Колька переплёл свои пальцы с её — тонкими и горячими.

— Можно я тебя поцелую? — несмело спросил мальчик. — ОНА не обидится…

— Мо… жно, — задохнулась словом Дина…

… - Помни меня, — сказал Колька, отстранившись. Динка следила за ним, прикрыв губы одной рукой, словно желая навечно сохранить на них поцелуй мальчишеских губ. — Я соврал, Дин, — понизил голос мальчик. — Мне очень страшно. Я так хочу — жить. Я так хочу… Прощай.

— Коля!!! — девочка всем телом ударилась в решётку…

…На палубе было смертельно холодно. Расходившаяся волна катила серые, медленные, могучие валы, дул ровный ледяной ветер, срывая с высоких гребней белёсую пену, и её хлопья, словно клочья рваной бумаги, неслись по воздуху и таяли. После влажной духоты форпика и тепла внутренних помещений холод казался особенно страшным. Мокрая палуба выскальзывала из-под босых ног.

Двое морских пехотинцев, спрятав подбородки в воротники курток, неспешно конвоировали мальчишку на корму. Шаг. И ещё шаг. Мальчик сонно смотрел, как приближается вертолётный ангар. Шаг. И ещё шаг. Его вдруг охватила апатичная покорность. Он понимал, что в ангаре его ждёт новая серия мучений — и всё-таки смерть. То, с чем он так отчаянно боролся столько месяцев!!!

И вот сейчас — умереть?! Так, самому, придти к своей смерти?

Нет.

Он поцеловал крестик. И, не меняя темпа движения, повернул в сторону. Встал левой рукой на фальшборт, поёрзал, устраивая её на скользком титане. Оттолкнулся правой и встал на фальшборте в рост. Балансируя. Охранники всё ещё непонимающе смотрели на него, словно не происходило ничего необычного — их загипнотизировала неспешность движений мальчишки.

— Ну, я пошёл? — весело спросил он и, оттолкнувшись, пружинисто вскинул руки над головой, бросаясь в море.

— А?.. Сто-о-о-ой!!! — наверху загремели выстрелы… но всё это удалялось с тридцатиузловой скоростью и глохло, глохло… Навстречу ударила ледяная вода…

…Когда он вынырнул — корабль уже уходил. Ветер сёк лицо. Плечи, руки на взмахах. Что же — теперь он поплывёт.

И будет плыть, пока есть силы.

Он — свободен.

И пусть его последний побег был побегом в смерть — он удался.

Свободен…

…Казак станицы Упорной Колька Реузов поплыл навстречу волне.

* * *

Двадцать три из сорока танков 4-й Теннессийской бригады конфедератов удалось-таки подбить на городских окраинах. Но это уже ничего не меняло — штурмовые группы "серых спинок" прорвались в центр Нэшвилла широким клином. Подразделения федеральных сил начали складывать оружие; отряды "чёрных братьев" защищались с яростью загнанных в угол крыс, не давали пощады — и не получали её, смешно было бы на неё надеяться после недавних массовых убийств в школах, роддомах, белых кварталах… Дикий ликующий вопль наступающих "серых" бил в уши, перекрывая даже пальбу вокруг — и вот боевики начали в ужасе разбегаться, теряя остатки того, что профессор Толкиен назвал когда-то "бесноватым мужеством". Дольше всего они держались у центральной мечети… но вот и стены капища рухнули под выстрелами подошедших по зачищенным улицам танков, хороня под собой последних бандитов…