Юрий Каменский - Витязь специального назначения

Из песка в полосе прибоя проглядывала какая-то светлая полоска. Акела провёл ладонью, разгребая мокрый песок. Здравствуй, Марья, я твой Яков! Перед ним лежал его засапожный нож. Да, море любит, конечно, пошутить, но чтобы вот так…. Всё равно спасибо, штука в его нынешнем положении весьма нелишняя.

Ему повезло примерно метров через двести. Выброшенный волной небольшой осьминог оказался недостаточно проворным. Пусть ему послужит утешением, что сложил он свою головоногую голову во имя достойной цели. Разве не благородно — помочь выжить потерпевшему крушение? Расправляясь с ним, Акела постарался не подставиться. Укусы некоторых осьминогов, как ему помнилось, смертельны. Не умеешь отличать, — соблюдай технику безопасности.

Он никогда не делал из еды культа. Осьминог, а точнее, мякоть щупалец, с которых он срезал кожицу и присоски, был уничтожен довольно быстро. Ему и в прежней жизни не раз приходилось есть моллюсков сырыми. Конечно, с солью, специями и соевым соусом вкуснее, но и так сойдёт. От скромности, как известно, ещё никто не умирал.

Найдя местечко, покрытое густой травой, Акела наломал молоденьких веток и, ничтоже сумняшеся, завалился спать. Зверей на этом островке не могло быть по определению, а хан…. Всю жизнь его шестое чувство играло ему побудку при намёке на опасность. Будем надеяться, и на сей раз не подведёт. Хуже, когда человек, опасаясь спать, доведёт себя до такого состояния, что вырубится неожиданно. Вот в этом случае скорее проспишь опасность.

…Акела проснулся, как от толчка, рука уже фиксировала черен ножа. Едва он успел сесть, как из зарослей, метрах в десяти от него, вышел Джура-хан. Сразу заметив Акелу, он, не торопясь, подошёл и сел на землю метрах в трех от него. Скуластое лицо было по-восточному неподвижным. Узкие щёлки глаз не то, чтобы ничего не выражали, просто самих глаз за ними не было видно. Хан молчал.

— Интересно, Джура-хан, почему ты меня не добил?

— Я не шакал. Ты поступил как мужчина, честно меня предупредил — что ты будешь делать. Все твои слова оказались правдой. Я зря тебя не послушал, — в голосе хана прозвучала горечь и искреннее сожаление.

— Слушай, а зачем ты вообще в Руссию сунулся? Нас же ещё никто и никогда толком завоевать не мог. Очень уж характер у нас для этого неудобный.

— Сам знаю, — буркнул Джура-хан.

— Даже так? — приподнял брови Акела, но хан скучным взглядом посмотрел на море. Поняв, что объяснений не последует, он и спрашивать ничего не стал. Чего ломиться, как кабан в камыши? Хан и одной этой фразой пищи для ума дал достаточно.

— Тебя будут искать? — внезапно спросил Джура-хан.

— Будут, — спокойно согласился Акела и вопросительно посмотрел на собеседника. Но тот, сделав вид, что не понял, снова смотрел в море. На волнах, набегающих с тихим шелестом на песок, уже прорисовалась дорожка от садящегося солнца. Она переливалась, играя огненно-алыми бликами.

— Когда мы в море упали, мужик тот остался на ковре или нет?

— Остался, — спокойно ответил хан, — он просто сознание потерял, когда я его стукнул, но вниз не упал.

— Значит, нас быстро найдут, — констатировал Акела.

…Дождь нудно моросил с самого утра. Погода и без него была не ахти, — небо ещё с вечера затянуло низкими свинцовыми тучами. Да, к тому же, заметно похолодало. В обычных обстоятельствах плевать, а когда целый день торчишь, как бездомный пёс, под открытым небом…

Акела, невесело размышляя, сидел под каким-то непонятным, но раскидистым деревом. Ситуация вроде пустяковая, но, при ближайшем рассмотрении, безрадостная, как у Шарика в «Собачьем сердце». Организм отдаёт тепло медленно и неотвратимо, при таких условиях переохлаждение гарантировано. Это тебе не дом родной — и чай горячий, и крыша над головой на этом клочке земли несбыточны по определению. Хотя, постойте, постойте…

Насчёт чая, пожалуй, верно, а вот что касается крыши… Где есть горы, там может найтись и пещера. Вдохновлённый этой, внезапно пришедшей, мыслью, Акела вскочил. Впрочем, это только так подумалось. На самом деле он медленно встал и вышел под дождь. Благодаря порывистому боковому ветру, он давно уже был мокрёшенек, а под деревом сидел…. Ну, скажем, из своеобразной стереотипности мышления. Всем нам она свойственна, в той или иной степени.

Цепляясь за скользкие камни на крутом подъёме, он вдруг уловил что-то вроде запаха дымка. Почудилось? Но дым уже явственно мазнул по носу, становясь с каждым шагом всё ощутимее. А вот он уже виден визуально, выныривая рваными лоскутами из-за ближайшей бурой скалы.

Обогнув её, Акела заметил, прямо перед собой, небольшую расселину, из которой и поднимался голубоватый дымок. Поразмышляв пару секунд о том, вежливо ли без приглашения входить в уже занятую пещеру, он решил плюнуть на всё эти экивоки. Условия, без преувеличения, были максимально приближёнными к боевым. Чего уж тут…. А ля герр комм, а ля герр, если кто не в курсе. С этой мыслью шагнул под низкий гранитный свод.

— Входи, входи, этой пещеры хватит и на двоих и на десятерых. Можно даже юрту поставить. Но её нет, конечно.

Обернувшись на голос, Акела увидел сидящего по-турецки у стены Джура-хана. Отблески пламени скупо освещали скуластое лицо, делая его похожим на терракотовую маску. Тот заострённым куском камня резал тушку какой-то птицы.

— Сейчас поужинаем, — спокойно продолжал Хан, — и эта невесёлая жизнь станет хоть немного приятнее. Ты не откажешься разделить хлеб с бывшим врагом?

— Ты что, отказался от мысли завоевать Русь?

— А откуда, позволь тебя спросить, — взгляд Хана стал пристальным, — ты так хорошо знаешь наши обычаи?

— Я же тебя не спрашиваю, почему ты говоришь и поступаешь не как дикий кочевник, а как образованный европеец, — усмехнулся в ответ Акела.

— Раз не спрашиваешь, — ни на секунду не задумался Джура, — значит, тебе не интересно. А я вольный сын степей, мне ваш европейский этикет до ишачьей задницы, у меня, что на уме, то и на языке.

— Ну-ну, — одобрительно хмыкнул Витязь, подумав: «Ещё, блин, один Митрич, который академиев не кончал, потому как закончил Пажеский Корпус», — ля мо, ля мо, па се труа.

Хан захохотал, оскалив белые зубы, полиглот хренов, Совершенно ясно, что он фразу понял прекрасно. Не приставая больше с вопросами, он нанизал куски мяса на две упругие ветки и одну протянул Акеле. Придвинувшись к костру, они стали жарить этот импровизированный шашлык. От огня шла волна тепла, приятно расслабляя продрогшее тело, подсыхающая одежда курилась парком.

«Непростой финик этот хан, — размышлял Витязь, отрывая зубами, куски горячего сочного мяса, — это и Барс тогда же заметил. Для простого кочевника очень не прост».

— А скажи, уважаемый Джура-хан, мне вдруг стало отчаянно интересно — почему ты так не похож на обычного хана?