Дино Динаев - Учитель афганского

Кто его знает, может, так оно и было. Только это был другой разум-разрушительный и беспощадный.

Опять раздались крики и беспорядочная стрельба.

— Не останавливаться! — приказал Максуд своим приближенным, мог бы и не торопить, Салам и Покча сняв мешающую обувку, бежали за ним след в след.

Через минуту другую крики смолкли, как и перестрелка, свидетельствуя о том, что плакса в очередной раз насытился.

Затишье продолжалось недолго. Через несколько минут все повторилось как в кошмарном сне.

Поле боя скрыли заросли тростника, приглушив звуки стрельбы.

Максуд, Салам и Покча, оторвавшись от основной массы, не задерживаясь, бежали, слыша только дыхание друг друга. Босые ноги вязко причмокивали в жиже, выдавливаемой из-под многочисленных корневищ.

Моджахеды на ходу срывали с себя оружие и швыряли в стороны, уже поняв, что преследующее их порождение ада земным оружием не взять.

Как ни странно, но у этих довольно набожных людей не возникло и тени намека на то, чтобы попробовать воздействовать на тварь словом божьим и молитвой. Вся их вера напрочь выветрилась из их голов, как у взрослеющих детей разом выветривается вера в детские сказки.

Звуки все новых схваток доносились каждые пять минут. Плакса возвращался и уходил, сопровождаемый все новыми криками и стрельбой. Стрельба с каждым разом становилась все реже, все слабее.

Максуд насчитал шесть раз, после чего шум сзади стих окончательно, и понял, что отряда больше нет.

— Быстрее, до тумана уже рукой подать! — крикнул он. — В нем наше спасение!

Из последних сил они устремились вперед, к застывшей в нескольких стах метрах впереди белой полоске. Из оружия у Максуда оставалась только его знаменитая сабля, у Салама и Покчи по маленькому ножу — "пчах".

Они бежали, слыша теперь только стук собственных сердец. Как они хотели жить, жить любой ценой, и неважно за чей счет.

Заросли за их спинами предостерегающе шумели, то плакса, быстро приближаясь, устремился за ними, видно чуя, что кто — то еще может уцелеть, и не желавший с этим смириться.

Их разделяло не более пятидесяти шагов, когда люди, крича, чтобы придать себе силы, сделали последнее усилие и с головой окунулись в туман.

Их сразу обволокла тишина.

Максуд, а следом и приближенные остановились и прислушались. Заросли сразу перестали шуметь, и никто более не преследовал людей. Они обрадовано переглянулись, едва видя друг друга в белой дымке.

— Воистину Всеотец знает, кого спасает, — проговорил Максуд, но не успел он этого произнести, как туман прорезал пронзительный рев.

Самолет.

Огромный "Боинг" просматривался как на ладони.

Он был почти целый, если не считать смятого разорванного брюха, которым он пропахал по долине добрый километр и раскиданные далеко по сторонам элероны и турбины. Заглядевшись, Кан едва не ухнул их всех в разверзшийся неожиданно обрыв, но вовремя взял влево.

"Хамви" со всего маху въехал в землистый берег и заглох. Они посыпались с него словно спелый горох. Причем вперед никто не упал, все упали вбок, а офицер даже умудрился назад.

— Что за черт! — вырвалось у него. — Рик, похоже, ты свинтил на ночь глаза, а поутру забыл их одеть обратно, раз не заметил такую ямищу!

Ямища открылась впечатлительная. Целый пласт старого русла обрушился на метров восемнадцать вниз. Дело понятное, были грунтовые воды, потом ушли, вот дно и не выдержало.

Хорошо, что самолет сел на километр дальше.

— Смотрите! — Дэвид указал рукой вниз.

Там, в земляном завале отчетливо просматривался скелет, причудливо деформированный, с огромным горбом, рядом лежала деревянная палочка-пастушья дудочка.

— Может, это кто из экипажа?

— Вряд ли, — ответил полковник. — Ты видел когда-нибудь горбатого пилота?

Они освободили машину и, обьехав завал поверху, продолжили движение. Никто из них не обернулся, а зря. Движение машины вызвало небольшой оползень, после чего новый пласт обрушился вниз, обнажив вид на обломанный при обвале рог.

Рог был золотой.

Все получилось даже слишком просто.

Пока где-то там, в долине духи колошматили талибов (или наоборот, талибы-духов), самолет преподнесли им как на блюдечке.

Стас похлопал по сверкающему холодящему руку борту.

Вблизи стало ясно, что самолет подвергся гораздо более сильным разрушениям, чем казалось вначале. Мало того, что он сел на брюхо, причем с первого раза ему сбросить скорость не удалось, и он несколько раз подскочил, прикладываясь к земле под разными углами, отчего его нижняя часть приобрела непривычную угловатось. Так бедолагу угораздило еще и с чем-то столкнуться нос к носу, отчего половина кабины отсутствовала, снесенная напрочь, и в дыру свисало пилотское кресло с разорванными ремнями.

"Кто это был?" — подумал Стас. Леслет или Прайс, кто из них двоих?

На борту, ближе к хвосту, тоже имелась отметина. От удара металл промялся глубоко вовнутрь, зияя содранной краской.

Рик с Эдди изобразили живую пирамиду, и Дэвид запрыгнул на крыло. Здоров черт и ловок.

Пройдя по крылу к наружному люку, он раскупорил его, уверенно орудуя тесаком, и скрылся в тамбуре. Некоторое время изнутри доносилось приглушенное позвякивание, то Дэвид пробирался сквозь многочисленные завалы, бывшие некогда внутренним убранством салона.

"Как там женщина? Она, конечно же, не имела никаких шансов уцелеть", — подумал Стас и вздрогнул.

Внутри самолета вдруг завыл генератор, и в задней части "Боинга" возникла, быстро расширяясь, щель. Широкий створ пришел было в плавное движение, но почти сразу произошел сбой, аппарель поначалу застряла, а потом, внезапно потеряв опору, рухнула вниз, со всего маху грянувшись оземь.

В долине повис тягучий стон.

Стас почему-то оглянулся, но древняя долина осталась равнодушна к происходящему, и скалы Ниджрау, взявшие ее в кольцо, продолжали безучастно взирать на нее так же, как и тысячи лет до этого.

Внутри грузового отсека царил хаос. На полу валялись деревянные брусья, остатки скамей, обломки алюминиевых подпорок и битые стекла. Грузовик был погребен под целой грудой мусора. Видно, он собрал все, что оказалось плохо закрепленным и, вследствие этого, стало мотаться по отсеку в момент посадки.

Американцы первым делом занялись машиной, а Стас прошел в салон. Его больше интересовали пассажиры.

Идти было тяжело, потому что приходилось протискиваться сквозь множество завалов, слившихся в один общий сплошной завал. Металлические части превратились в опасные обрезки.

Рискуя порезаться, Стас кое-как проделал проход и пролез в центральную часть салона, в которой было свободнее, потому что все ее некогда содержимое было сметено при падении назад.