Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек [OCR]

Так, может, именно там и заинтересовались им на то поставленные игорными королями люди? В Риме, надо признаться, он «раздел» рулеточников с особым цинизмом. Вот и пустили по следу ищеек, а он, как нарочно, через две недели еще раз подставился.

За время своего путешествия Лихарев суммарно заработал несколько больше миллиона, если считать в золотых рублях, и это позволяло ему вести достаточно рассеянный образ жизни, как выражались в XIX веке. Наподобие известного авантюриста Феликса Круля.

Но даже если его преследуют по этому именно поводу, то при чем тут Эвелин? Вполне бы могли, без всяких затей, подойти серьезные молодые люди, вежливо попросить вернуть деньги (если тот проигрыш был так уж неприятен заведению) и посоветовать никогда больше у их столов не возникать. Это было нормально и в пределах логики.

А подводить к нему докторшу философии, умелую нимфоманку, сразу ставшую набиваться в постоянные подруги? Зачем? Исподволь выяснить, не владеет ли он какой-нибудь системой? Так двести лет уже, как доказано, что никаких систем в стохастических [65] Стохастический — случайный или вероятностный процесс, характер изменения которого предсказать невозможно. играх нет и быть не может.

А если она работает от себя или в составе узкой группы мелких мошенников? Засекли «жирного кота» и решили его облегчить, на сколько получится. «Хипес», короче, так этот уголовный прием назывался во времена молодости Лихарева.

Что ж, можно пойти девушке навстречу, позабавиться немного.

Неделя, проведенная в обществе Эвелин, практически рассеяла его подозрения. Она была с ним мила, причем именно так, как надлежит умной, знающей себе цену девушке (да нет, женщине, конечно, тридцать ей наверняка исполнилось, а то и больше), увлеченной, но отнюдь не до потери самоконтроля. Они перемежали развлечения интеллектуальные, вроде посещения Лувра, театров, концертных залов, исторических городов, с простыми — рестораны, пляжи, ночные клубы. Прочее свободное время отнимала постель. Вернее — необъятные роскошные ложа в высоклассных отелях, где Лихарев предпочитал останавливаться при поездках в достопримечательные места.

— При таком темпераменте — зачем было тратить время на учебу в университете и корпение над диссертацией? — спросил ее как-то Валентин.

— Одно другому не помеха. Даже наоборот. Когда я как следует разряжусь, мне в голову приходят совершенно оригинальные идеи.

Ответ был не совсем по теме, но Лихарев не стал углубляться в дебри.

Чтобы окончательно проверить подругу, в Гавре он пригласил ее в казино. Купил фишек на три тысячи франков и предложил Эвелин ставить.

— Внутренний голос мне подсказывает, что сегодня — твой день.

Внутренний голос не подвел. Валентин в этот раз не наглел, на каждом столе позволял ей выиграть среднюю по здешним меркам сумму, несколько раз, усыпляя бдительность крупье и секьюрити, помогал Эвелин спустить гораздо больше, чуть ли не до последней, красно-коричневой стофранковой «котлетки». Но потом разгоряченная азартом и даровым шампанским девушка вновь отыгрывалась, и на предутреннюю улицу вышла достаточно богатой для университетской преподавательницы на коротком контракте.

В тени раскидистого платана, загораживающего оранжевый уличный фонарь, она обняла Лихарева, страстно поцеловала в губы.

— Спасибо, милый. Это было непередаваемо. Я ведь никогда раньше не играла.

— Не вздумай продолжать, — без тени шутки сказал он, сжимая ладонями ее талию. — С твоими способностями пролетишь, как фанера над Парижем…

— Что ты, что ты, конечно! Разве я не понимаю, это ведь все ты, я все время наблюдала за твоими глазами. Ты словно гипнотизировал и крупье, и шарик.

— А крупье-то зачем? — искренне удивился Лихарев, совершенно как в старом анекдоте.

— Откуда я знаю? А про фанеру и Париж ты сам придумал? Удивительно яркое сравнение, хотя и непонятное. Чисто русское.

— Так, в голову пришло. Дарю…

— Спасибо, ты мне и так сегодня столько подарил! Нет, я не ошиблась, ты совершенно необычный человек. Теперь, пожалуй, я смогу взять академический отпуск на год или даже два. Если получится, напишу что-нибудь серьезное…

— А вдохновляться с кем будешь? — съязвил он и тут же, почти неожиданно для себя, предложил: — А может, вместе в Россию сгоняем? Там тоже есть что посмотреть. А свои денежки в банк положи, вернешься — пригодятся…

— Ты — серьезно? — Эвелин сделала шаг назад, будто для того, чтобы лучше рассмотреть своего приятеля.

— Куда серьезней. Покатаешься по пятой части суши, пока не надоест, расширишь свой кругозор… Хочешь, сегодня же пароходом на Питер, хочешь — самолетом на Москву…

— А вдруг мне никогда не надоест? — она сказала это тоже словно бы в шутку, но прозвучала она неубедительно.

«Хорошенькое дело», — подумал Валентин. Одно дело, пригласить в гости приятную во всех отношениях мадемуазель. Он испытывал потребность в постоянной подруге, тем более — иностранке, не имеющей в России никаких концов и связей, не знающей языка, то есть не могущей даже случайно проболтаться о делах своего кавалера и услышать то, что ей знать не положено. Но связывать себя узами брака он не собирался ни в коем разе. А в голосе Эвелин отчетливо прозвучал намек именно на этот вариант. Ну да ладно, это вопрос не сегодняшнего дня. Полгода, а то и год поживем с взаимным удовольствием, а дальше видно будет.

— Все когда-нибудь надоедает, — философически заметил он. — Так решай, самолет, пароход или поезд? Отсюда, я вспомнил, еще и поезда в Москву ходят, с шикарными спальными вагонами…

— Пароход, конечно, если тебе самому все равно. Это же чудо как увлекательно. И сразу — Невский проспект, Эрмитаж, Медный всадник… Это же сказка!

— А также Русский музей и Трубецкой бастион… — с понятным только знатоку русской истории мрачным юмором добавил Лихарев.

Эвелин вновь принялась его целовать.

Десять дней они бродили по Петрограду и окружающему его кольцу царских резиденций, потом почти столько же по Москве, выбрались в Суздаль и Сергиев Посад.

Эвелин совершенно ошалела от гигантского объема превышающих все ожидания впечатлений, от роскоши дворцов, соборов, ресторанов и отелей, а равно от изобилия магазинов и лавок, забитых бесчисленными товарами, либо совсем не доходящими до Парижа, либо недоступными дамам ее круга из-за дороговизны. Но с Валентином она впервые в жизни узнала, что можно просто показать на понравившуюся вещь, вообще не спрашивая о цене. Для француженки, дочери весьма прижимистого и расчетливого народа (куда там оболганным недоброжелателями немцам и шотландцам), это поначалу было странно и даже дико, но очень быстро понравилось.