Рудольф Баландин - Мифы революции 1917 года

У Лебона был достаточно серьезный изъян в знаниях экономики и социологии. К тому же он был буржуа, хотя и интеллигентным, боявшимся (и справедливо) народных масс. Но его мнение в определенной степени справедливо.

Вопрос лишь в том, каким людям при капитализме и при социализме принадлежит власть, кто и с какими целями распоряжается национальными богатствами. Тут можно вспомнить замечание крупного испанского мыслителя Хосе Ортега-и-Гассета (1930 год):

«Особенность нашего времени в том, что заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее [власть. — Р.Б. ] и навязывают ее всем и всюду… Мир обычно был неоднородным единством массы и независимых меньшинств. Сегодня весь мир становится массой». По его словам, отличительные черты массового человека: «беспрепятственный рост жизненных запросов» и «неблагодарность ко всему, что сумело облегчить ему жизнь». Надо лишь уточнить: запросы эти сугубо материальные, а неблагодарность распространяется и на людей, и на прошлое своей родины.

В конце XIX века Лебон достаточно благосклонно смотрел на «массового человека». Он не без основания утверждал: «Толпа редко подчиняется эгоистическим побуждениям, а чаще всего повинуется интересам общественным и бескорыстным». Это подтверждают события революций 1917 года, когда речи ораторов пробуждали энтузиазм толпы. Но почему же стали происходить изменения в психологии масс и возобладали эгоистические побуждения?

Ортега-и-Гассет в 1939 году сделал вывод: вера в науку превратилась в догму; это тормозит ее развитие, а также делает общественное мнение однообразным. «Иметь действительно собственное, расходящееся с общепринятым мнение, — писал он, — не так легко, как может показаться на первый взгляд». Социальные догмы «являются могучей, суровой и грубой реальностью». Добавим: они научно не обоснованы, а потому имеют признаки мифологии, основанной на вере. А распространять и укоренять ее в сознании людей в техническую эпоху не представляет большого труда, если используются СМРАП и психотехнологии.

Как мудро заметил семнадцать столетий назад святой Августин, «вера в авторитет весьма сокращает дело и не требует большого труда» — она необходима «для пользы простейших… более тупоумных или занятых житейскими заботами»; «если они ленивы или привязаны к иным занятиям, пусть они верят». Все это относится не только к вере в религиозные догмы, но и к вере в науку, а также в социально-политические мифы, навязываемые существующей властью.

«Человеческое ускользает от физико-математического разума подобно воде, вытекающей из решета», — утверждал Ортега-и-Гассет. В.И. Вернадский предполагал, что во второй половине XX века восторжествует иное мировоззрение, основанное на учении о биосфере. Этого не произошло. Когда высшей ценностью признаются доход, частная собственность на средства производства, материальная выгода, конкуренция и прочие признаки капитализма, именно такую общественную систему восхваляют СМРАП на средства власть имущих и капиталы.

Недавно умерший крупный американский историк, экономист и социолог Артур М. Шлезингер (миллионер) писал: «Миф о том, что своим развитием Америка обязана неограниченной свободе частного предпринимательства, оказался на редкость живучим. Этот миф одновременно и льстит самолюбию бизнесменов, и служит их интересам. Он оставался главным символом делового мира, лейтмотивом пропаганды монополий». И еще: «Механизм саморегулирования рыночного хозяйства если и существует, обходится слишком дорого и в экономическом, и в политическом, и в социальном плане». Он привел конкретные примеры, подтверждающие данные тезисы.

Народы СССР смогли на собственном примере убедиться в том, насколько лживы мифы о благах капитализма. Даже такой «реформатор», разрушитель социалистической экономики, как Егор Гайдар, был вынужден признать: «Несомненная правда, что большинство стран с рыночной, капиталистической экономикой пребывает в жалком состоянии застойной бедности. Они куда беднее, чем Россия, вступающая на рыночный путь». Теперь на этом пути наша страна обрела состояние застойной бедности.

Но ведь и миф о благах социализма оказался несостоятельным. Он вдохновлял революционеров еще со времен социализма утопического. Правда, благодаря ему возникли могучая мировая держава — СССР и ряд стран народной демократии, включая великий Китай. Но почему же социализм в СССР потерпел сокрушительное поражение?

На этот вопрос, завершающий нашу тему мифов 1917 года, мы постараемся найти ответ в конце книги. А пока признаем, что главные события мировой истории XX века вдохновлялись мифологией не только социально-политической, имеющей псевдонаучную основу, но и более древней. Скажем, в фашистской Германии возродились мрачные и жестокие нордические легенды, а также бредовые идеи об избранной расе и сверхчеловеке.

«В сравнении с пышностью и бодрым оптимизмом коммунистического мифа, — писал этнограф и философ Мирча Элиаде в 1959 году, — мифология, проповедуемая национал-социалистами, кажется странно несостоятельной», ибо она предполагает гибель богов в последней битве и конец света. Но, несмотря на это, народные массы в Германии приняли такую идеологию и миллионы фашистских солдат погибли во имя таких иллюзий. По мнению Элиаде, «миф является неотъемлемой частью человеческого состояния и отражает беспокойство человека, живущего во времени».

Дело, пожалуй, не во времени как таковом: оно является символом любых изменений, самой жизни (смерть — переход в вечность). Человека беспокоит будущее, он ищет духовную опору для оправдания своего пребывания в этом мире и своей деятельности.

Современные исследователи предпочитают говорить о политических псевдомифах. Но это, пожалуй, излишнее усложнение. Миф сам по себе есть псевдореальность. Велимир Хлебников писал:

В зыбком зеркале нашего сознания реальность отражается более или менее искаженно, порой причудливо. Человек убежден, что видит и понимает все самостоятельно, по собственному разумению. Однако любого из нас формирует окружающая духовная среда, где мифам с древнейших времен уготовано почетное место.

Рассуждая о мифологии российских революций 1917 года, не надо воспринимать ее анализ как развенчание мнимых идей, которыми руководствовались и те, кто мечтал о социализме-коммунизме, и непримиримые их противники, убежденные в святости царской власти или величии бога — богатства.