Рудольф Баландин - «Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя

— Думаю, результат пропаганды.

— Не так-то просто. Начиналось все с экспериментов над животными. Их проводил Бехтерев вместе с Дуровым.

— Это были просто попытки давать мысленные задания.

— Просто? Не совсем. Они попытались передавать телепатически осмысленные, рассудочные сигналы. Искали определенную радиоволну, которая заведует трансляцией мыслей. Однако попали пальцем в небо. То серия угадываний, то полные «фиаски». А наука не может признать опыты, которые нельзя воспроизвести. Надо сразу сказать, что и не должно быть какой-либо биологической радиосвязи для передачи конкретной информации. Как ты знаешь, люди стали пользоваться словами сравнительно недавно. Орган для непосредственной передачи мысленных сигналов не мог произрасти за такой срок. Возможно, об этом догадался Бехтерев. И вот он провел, если не ошибаюсь, в 1925 году — без огласки, хотя извещать о своих новых результатах любил, — первые опыты по коллективному внушению эмоций на расстоянии. Понятно? Коллективное! Внушение! Эмоций! На расстоянии! Открытие гениальное.

— Ну и что тут особенного? Я читал, что в Америке вживляли животным в разные отделы мозга электроды, а затем по радио заставляли этих подопытных испытывать страх или ярость.

— Э-э, нет, тут другое. Бехтерев соединил идеи, которые позволили осуществить нечто невероятное. Он еще раньше установил, что в коллективе усиливается эффект внушения. А наиболее успешно удается воздействовать на эмоции. А они подсказывают рассудку определенные мысли. Коллектив становится мощным усилителем первоначальных импульсов. Ведь эмоции, в отличие от мыслей, у всех людей более или менее одинаковы… А Беляев был знаком с Кажинским…

— При чем здесь Беляев?

— А при том, что он сначала придумал повесть о читателе чужих мыслей. Его вдохновили опыты Кажинского. Там у него был военный шпионаж буржуев против пролетариев, забивание мозгов глупыми мыслями. С такой задумкой пришел он к Бехтереву. В разговоре воспринял идею возможности эмоционального управления толпой. И вдруг кто-то из них сообразил: надо использовать технику, усилители мысленных сигналов. В ту пору Бехтерев имел возможность оперативно отрабатывать это направление исследований при участии Государственного экспериментального электротехнического института. Там было два инженера — Астафьев и Арснсберг… Кстати, с одним из них я познакомился, когда работал над своей книгой «Физика и музыка». Так вот, была еще, как мне удалось выяснить-сообщаю тебе шепотом и не для разглашения, еще одна личность. Назовем его Некто. Из немцев, толковый инженер, сотрудник бехтеревского института, друг старшего брата Кажинского — Казимира.

— Это что, Штирлиц какой-нибудь?

— Пожалуй. Он бывал в командировках в Германии. Тогда она была нашим заклятым другом. Этот Некто привез оттуда первоклассную аппаратуру. Немцев всерьез заинтересовали наши опыты передачи мысли на расстояние. Вот в такую унавоженную почву попали идеи Бехтерева. Поэтому плоды появились быстро. Да и работали талантливые энтузиасты. К ним, между прочим, примыкал временами Чижевский, да-да, Александр Леонидович. Работы были засекречены, но не намертво, потому что еще никто не знал, чем все может кончиться. Да и ничем особенным эти мыслепередачи не кончились.

— Значит, не получилось? Зачем же ты мне тогда голову морочил? Чтобы всю эту бутылку прикончить? (Мы беседовали за бутылкой вина.)

— Не торопись. Мы подошли к самому главному, можно сказать, смертельному секрету. С тремя из тех, кого я называл, я не раз говорил. Напрямую никто из них мне, естественно, ничего не сообщил. Но у меня со временем появились кое-какие смутные подозрения. Потом оформилась, скажем так, фантастическая версия. Подчеркиваю: я не утверждаю, а предполагаю… Так вот, определились у них два направления исследований. Одно — передача мыслей и образов, телепатия. Тут первую скрипку играл Кажинский. Другое — трансляция эмоциональных состояний, управление поведением. Его курировал Некто. Использовали обычную радиосеть, микрофоны. Выделили комплекс радиосигналов определенного тембра и ритма, вызывающих у слушателей особое состояние, благоприятствующее повышенной внушаемости. Вначале на них реагируют немногие, самые восприимчивые. Дальше сравнительно быстро распространяется процесс взаимной индукции, характерный для толпы. Как писал Бехтерев — гипнотическое очарование. Внушенные идеи закрепляются в подсознании. Сходным образом, но уже позже этот метод использовали в звуковом кино.

— Так что же это за оружие?

— Психически-идеологическое, вестимо. Внутреннего пользования. Самого оригинального свойства. Обычное оружие направлено на подавление и дезорганизацию неприятеля. А это организует и направляет своих, парализует в некотором роде их сознание. Оружие — для покорения собственного народа. Оно создает не только послушные толпы, но и безумно — именно без привлечения ума — обожаемого вождя. О таком применении Бехтерев и не думал. Но уже после первых успехов кто-то из его сотрудников доложил о них в компетентные органы. В идеологическом аппарате тогда были свои новаторы социальной психологии, например Войтоловский и Рейснер. Возможно, они-то и догадывались об открывшихся перед властью возможностях. Или, пожалуй, додуматься мог тот самый Некто. Работы пошли в нужном направлении, уже под присмотром НКВД. Проклюнулись первые серьезные успехи… А в начале 1927 года Некто неожиданно пропал. По всем данным, сбежал в Германию с секретом фирмы. Подставил Бехтерева иод удар. Надобности в нем, в Бехтереве, теперь уже не было: метод был отработан и опробован. Оставалось только внедрить его в жизнь. Но Владимир Михайлович, словно не понимая, чем рискует, категорически воспротивился этому. И его убрали. Кто? Или наши враги, или… сам понимаешь.

— Но ведь у Александра Беляева, ты сам сказал, речь шла о передаче мысленных сигналов.

— Конечно. Типичная «деза», попытка обмануть противника. А по-настоящему воздействовали на массы совсем иначе. Но об этом ни гу-гу. И я тебе, между прочим, ничего такого не говорил. Просто болтал по пьянке, рассказал сюжет фантастической повести, которую не напишу. Да и никаких конкретных сведений не упомянул, верно? И сам не помню, чего такого наговорил, и тебе помнить не советую, на всякий случай.

Признаться, в эту историю я не очень-то поверил. Однако обещал ему о ней молчать. А через несколько месяцев Глеб скоропостижно умер, хотя был совсем не стар и вроде бы здоров. У меня промелькнула мысль: не разболтал ли он кому-то, кому не следовало, тайну о секретном оружии Бехтерева?

В загадочных дебрях подсознания каждого из нас дремлют не только индивидуальные инстинкты, но и коллективные, а то и всеобщие, свойственные роду человеческому. Для их проявления достаточно присутствия определенного объекта, чаще всего — личности, обладающей некими реальными или мнимыми способностями.